Ху Из Мы (СИ)

- Как сказать. Покупать ежедневно производимый товар смысла нет, а вот использовать - как без него, - Семен Степанович усиленно тёр лоб. Нужна была срочно плодотворная идея, чтобы отшить посетительницу. Варианты: иду на совещание, придите завтра, нет времени на разговоры, торопит неотложная работа - не устраивали, в том числе, и своей обыденностью.

- Но ваш товар ни пить, ни есть не просит, а значит, и естественная надобность ему ни по чём. С организмом человека этот номер не пройдёт. Что кричит ваш брат чиновник по всякому поводу: самое главное - это человек, а не товар, заметьте. Так чей проект важнее и критически необходим людям? Вот то-то же! Говорите по-доброму, у кого находится проект моего конкурента - иначе, задушу... - и это очень походило на правду.

* * *

Лучи солнца, заходившие с утра в кабинет Кирилла Мефодьевича Ракушкина, меркли от взгляда начальника департамента. Накануне, Пал Палыч, секретарь руководителя, выложил на стол кляузу, которую удалось перехватить у секретаря министра пользуясь доверительным знакомством. Секретарь министра требовал взамен комиссионных денег и у него были большие шансы их получить. Только не называйте, ради бога, это коррупцией. Если кому-то не повезло, и он не может лёгким движением руки или одним коротким звонком заработать кучу денег, то кто вам виноват, что не имеете такой возможности. Так и говорите - я не везучий. Это вам и жена подтвердит. А то привыкли чуть что кричать - коррупция-коррупция. Ну, коррупция, ну и что? Завидно? Вот и моей жене тоже...

Кирилл Мефодьевич вновь и вновь перечитывал донос и багровел от подлости описываемой правды. Да, перечислял департамент деньги на фирмы, которые должны были оказывать помощь неимущим, больным и возрастным категориям населения. Они и перечисляли им деньги, обеспечивали продуктами, лекарствами, медицинским оборудованием, но тратили на это в пять раз меньше, а по возможности, и вообще, не тратили, а он то, начальник департамента, под чью подпись перечислялись эти деньги, при чём здесь? Накося выкуси, поди докажи. А всё равно осадок нехороший и внимание привлекает преступной правдоподобностью. Но что поражало, написавший кляузу подлец, расписал проценты прибыли участников, как вроде б то сидел с ними за одним столом. Вот скотина! Откуда только и прознал. А действительно, откуда узнал? Своим-то, какой смысл сук рубить, на котором расселся? Вот загадка, так загадка. Это тебе не жизнь на Марсе вычислять. Какая разница, есть там жизнь или нет. Кому какая прибыль? А тут, извините, за живое поддевает. Или же покупали товары по завышенным ценам, а после брали мзду - так все нормальные люди поступают. Вот, что зависть делает с людьми.

Так думал Кирилл Мефодьевич, вновь и вновь перечитывая текст кляузы. Он это делал с единственной целью - убедиться, нет ли ещё чего такого, что может всплыть и между строк читается, но пока скрыто от посторонних глаз. Стекающий пот резал глаза, злость колотила сердце.

Но самое нелепое и наглое - донос был подписан именем конкретного человека, что выглядело крайне неразумно, - Канарейкой Зиновием Вульфовичем. "Толи полный дурак, толи бесстрашный борец с ветряными мельницами", - подумал начальник департамента, и больше склонился к первому мнению, хотя и второе смотрелось убедительно. Он тут же послал найти все данные по засветившейся персоне, и особое внимание уделить наличию компромата.

Спустя недолго, Пал Палыч лично доставил документ. Текст занял пол печатной страницы и горделиво отмечал, что обозреваемая личность проработала в департаменте четверть века и не имеет никаких отличительных качеств, характеристик, свойств, кроме, как участия в разработке номенклатурных документов и рабочих проектов. В работе был грамотен, аккуратен, добросовестен.

Кирилл Мефодьевич призадумался, прочитав досье, и сурово приказал:

- А ну-ка, тащите ко мне эту канарейку!

Канарейка был притащен и поставлен в углу кабинета, чтобы бежать было некуда, а от возможного падения страховали стены. Рядом располагался огромный аквариум, в котором рыбы жадно глотали кислород, пузырившийся и подаваемый специальным механизмом. Зиновий Вульфович смотрел на рыб, на начальника департамента, с которым ему доводилось встречаться за четверть века, исключительно на расстоянии, и очень завидовал креслу, на котором разместился Кирилл Мефодьевич.

- Твоё произведение, красавчик? - показал отпечатанный на странице текст из-за своего стола начальник департамента.

Зиновий Вульфович всмотрелся в представленный документ и лихо, по-военному, ответил:

- Не могу знать! Текст не виден.

- Видеть тут нечего, нет необходимости, - злобно прорычал начальник департамента, - вспоминай, что писал в доносе... Не помнишь? Забыл! Ступай сюда, вместе будем читать твоё сочинение, - рычал тигром Кирилл Мефодьевич.

- Не могу, - ответил жалобно обвиняемый, - ноги дрожат и не повинуются от волнения.

- Волноваться надо было тогда, когда писал донос, а теперь уж поздно - живым я тебя не выпущу...

- За что? - пролепетал Зиновий Вульфович и рухнул на колени.