Хуайнаньцзы (Философы из Хуайнани)

Чжоуское правление было совершенным, иньское-устремленным к добру, сяское – деятельным. Деятельное правление доброе, но доброе не обязательно совершенно. Достигший совершенства человек не преклоняется перед деятельным правлением и не стыдится доброго, хранит внутри себя Благо, ступает по Пути, а высшие и низшие пребывают в радости, не ведая откуда что берется. Владевших государствами много, а знамениты лишь циский Хуань-гун и цзиньский Вэнь-гун. На горе Тай [65] имеется семьдесят жертвенников, но только Три царя истинно владели дао. Тогда господа не были чрезмерно требовательны к подданным, а подданные не лукавили с господами. Совершенствуя близких, государи достигали далеких, а последующие поколения восславили их величие. Они добивались славы, не переступая через близких, и никто не мог их превзойти. Держаться обряда, как Сяоцзи [66], можно, но нельзя оспаривать его славы, не овладев тем, что у него внутри. Благородный муж удобство ставит ниже долга, а ничтожный человек долг подчиняет удобству. Разумный успеха достигает без труда, следующий тот, кто трудится, не изнуряя себя; и последний-это тот, кто мучается, а не трудится [67]. Древние знали вкус, но не были жадны, нынешние жадны, но не имеют вкуса. Прелесть песен заключена в звуках, но звуков недостаточно для создания прекрасного. Усаживаются вместе, берут инструменты из металла и камня, шелковых нитей и бамбука, играют на них, но этого недостаточно для достижения высшего предела. Тот, кто способен чтить дао, исполнять долг, должен заставить свои страсти-радость и гнев, желание брать и отдавать-быть послушными, как трава ветру. Шао-гун [68] во время работ по сбору шелковичного червя и пахоты открывал тюрьмы, выпускал затворников, понуждая народ возвратиться к своим занятиям, исполнить службу. Вэнь-ван отказался от земель в тысячу ли в обмен на отмену казни у раскаленного столба.

Мудрец, принимаясь за дело, каждый раз соизмеряется с благоприятным моментом так естественно, как летом носят редкое полотно, а поднимаясь на колесницу, берутся за веревочные поручни. Лаоцзы учился у Шан Юна; глядя на его язык, понял, что следует беречь мягкое [69]. Лецзы [70] учился у Хуцзы: наблюдая за солнечным столбом, узнал, что нужно держаться позади. Мудрец не опережает вещей, но постоянно следит за тем, что их роднит, как дровосек кладет поверх те сучья, что собрал последними [71]. Любовь людей друг к другу покоится на долге-справедливости; их множественность сохраняется благодаря принадлежности к общине, а могущество создается их множеством. Если благие деяния распространяются широко, то и признание силы простирается далеко; чем меньше благотворительность, тем меньше тех, кто подчинится силе оружия. Колокол чем чаще звонит, тем быстрее изнашивается; сальная свеча чем ярче горит, тем быстрее плавится; полосы на шкуре тигра и пятна на шкуре леопарда привлекают охотников, а ловкость обезьян-их ловцов. Цзылу из-за храбрости погиб, Чан Хун из-за ума попал в беду [72]: хватило ума, чтобы знать, но не хватило, чтобы не знать. Идущий через пересеченную местность не может ступать как по шнуру; выходящий из леса не идет по прямой дороге. Ночью путник закрывает глаза и вытягивает руки. В делах есть свой предел, а в уме свой вред. С тем, кто способен пройти сквозь тьму и вступить в яркий свет [73], можно говорить о совершенном.