Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

- Не задавай вопросов. Для чего же еще? Чтобы сказать, что поведешь ее не в таверну, а можешь предложить ей достойный и приличный очаг. Жизнь начинается или может начаться в любую минуту. Ты начнешь новую жизнь в свои двадцать шесть лет ради нее. Потому что она твоя жена, а ты любишь ее.

Хуан Дьявол встал, отодвинув в сторону маленький стол в комнате, где царил беспорядок и были свалены в кучу монеты и банкноты. Это одна из трущоб, которыми изобилуют улочки этого района, халупа, с намеком на таверну.

- Почему вы пытаетесь превратить меня в того, кем я никогда не стану? Думай я, что эти грязные банкноты, выигранные одним махом судьбы, способны изменить чувства Моники, то решил бы, что игра не стоит свеч.

- Сынок, дело не в деньгах. Пойми. Ты можешь в корне изменить свое отношение и жизнь. Кто тебя убедил, что Моника не любит тебя?

- Мой дорогой Ноэль, не настаивайте, – посоветовал Хуан печально. – Я прекрасно это знаю. Несмотря ни на что, она любит его. Я совершенно уверен.

- Ну хорошо, если ты так уверен, – заметил Ноэль гневно. – Почему же не дашь ей свободу и не уедешь далеко?

- Я не привязываю и не порабощаю. Она молча ушла в монастырь и оттуда просит расторжения нашего брака.

- Не верю!

- Почему не верите? Та сказала очень убедительно.

- Убедительно. Значит, это женщина. Это ведь она? – не в силах сдерживаться Ноэль взорвался: – Дьявол пришел с ней! И как после этого не называть тебя ребенком, когда ты так себя ведешь? Как можно верить тому, что выходит из этого рта?

- Не думайте, что я такой ребенок, Ноэль. Она обманывает, плетет козни, лжет, создает миры по своим дьявольским капризам, но в этом не солгала. Я прекрасно знаю чувства Моники. Я мог обмануться только на миг. Пока она моя жена, ее долг быть со мной, и это законно. Добросовестность послушницы пугает ее, заставляет думать, что она грешит мечтами. Когда она перестанет быть моей женой, то сможет мечтать, не упрекая совесть, не мучаясь сомнениями.

- Если на то пошло, тут все едино. Замужем или нет, это невозможно для нее.

- И что? Она может мечтать, как ее жизнь проходит рядом с ним. Мечтая о нем, она захочет умереть! А он… – Хуан прервался и яростно возразил: – Нет. Для него это станет уже не просто мечтой. Он уже на пределе и ни перед чем не остановится. Он с ног до головы Д'Отремон.

- А ты, разве нет?

- Я? Возможно. Но я не хочу им быть. Не хочу быть чьим-то сыном, не хочу знать, какая кровь бежит по венам. Клянусь, вздохнул бы свободней, если бы не знал. С этим именем возвращается весь ужас детства: лачуга Бертолоци, жестокость человека, который мстил моей невинной плоти всей болью обид. Я даже не могу вызвать в памяти образ, который мог бы смягчить все: образ матери, которую хотя раз бы увидеть. Вы видели ее, Ноэль? Расскажите, какой она была?

- Я видел ее. Но зачем говорить об этом? – пробормотал взволнованный старик, пытаясь успокоиться. – Незачем творить ужасное настоящее, вороша прошлое. Твоя несчастная и красивая мать. Еще прибавлю, в ней не было корысти, она не искала выгоды. Согрешила из-за любви и заплатила за грех слезами и кровью. Я видел ее несколько раз, но только ее слезы, а не улыбку.

- В таком случае, я ненавижу еще сильнее этого Франсиско Д'Отремона, давшего мне жизнь!

- Он тоже любил ее. Глубоко и искренне. Хотя ты не веришь, но за его огромной и безмерной гордыней билось сердце. Поэтому я хочу обуздать твою. Гордыня – первый грех. Не впадай в нее.

- Мой бедный Ноэль, не говорите глупостей. Не имей я гордости, то стал бы червяком, а предпочитаю быть ядовитой змеей, чтобы меня не раздавили ногой.

- Червем ты родился, но теперь им не являешься. Потому что можешь летать, и я покажу тебе путь на небо. Почему бы тебе не наступить на свою пустую гордость? Хочешь, я схожу в монастырь, поговорю с твоей женой?

- Нет, Ноэль. Моя жена! Это слово звучит смешно. Ничего не говорите. Я поговорю с ней, хотя это вряд ли что-то изменит. Я поговорю, а вам не нужно. Я должен спросить Монику де Мольнар, моя жизнь зависит от ее ответа.

Очень медленно, неслышно, едва касаясь ногами старых каменных лестниц, Моника спускалась в большой внутренний двор сада монастыря Рабынь Воплощенного Слова. Колокола созывали верующих, мягким звучанием приглашая на вечернюю службу. Священники и послушницы входили в церковь тесной вереницей, но Моника шла в противоположном направлении. Она чувствовала, что задыхается в этих стенах, и вышла из кельи, избегая всех. Ее душа желала лишь одиночества и тишины. Даже в монастыре ей казалось, что она в мире. Она прошла через арки, ограничивавшие двор монастыря, желая добраться до угла, чтобы видеть только деревья и небо, но что-то шевельнулось среди веток кустарника. Круглая голова высунулась, на эбонитовой коже блестели черные глаза, ловкий мальчик спрыгнул и приблизился к ней.

- Ай, моя хозяйка! Хорошо, что вы появились. Уж не знаю, сколько я жду, согнувшись, собирался перелезть через стену, чтобы уйти, но не хочу уходить, не повидавшись с вами.