– Я придерживаюсь мнения доктора Ландеса, человека с мировым именем, который совершенно успокоил меня по этому поводу. Впрочем, признаюсь, на некоторое время мне стало страшно. Я решил, что эти нахалы дадут вам пищу для размышлений, сваляв дурака с захваченной бочкой пороха.
– И тем не менее, вы будете ждать?
– Конечно. И вам советую. Я думаю поехать в Фор-де-Франс на пару недель. Там у меня хороший дом для отдыха, где все дела покажутся незначительными и далекими. Вы бы хотели поехать со мной?
– Премного благодарен, но с вашей помощью или без, я сделаю то, что должен.
– Вы поступите очень плохо. Нет на земле женщины, которая бы стоила этого.
– За исключением той, которая скоро станет моей женой! – отрезал Ренато сухо и раздражительно. – И я больше не помешаю вам. Желаю счастливых недель отдыха, хотя, когда вы вернетесь, Сен-Пьер сгорит от края до края. С вашего разрешения.
Губернатор снова взглянул с балкона на черную и далекую точку Мыса Дьявола. Господским жестом он зажег сигарету, глядя туда. Внезапно он снова услышал глухой, долгий и отдаленный взрыв. Пугающий шум, казалось, шел теперь из-под земли, содрогая город. Другой клуб сажи разорвался в воздухе. Испуганная стая птиц летела через море, а мелкий дождь мягко падал, как снежинки, на крыши и улицы. Губернатор Мартиники протянул ладонь, ощутив некий странный дождь, сухой и нежный, который осыпался на пальцах, и пренебрежительно проговорил:
– Пепел… Испортит сады… Настоящее несчастье. В конце концов, пройдут майские дожди.
Он остановился на мгновение, посмотрел на город, такой же, как он, счастливый и доверчивый.
– Хуан, ты поднялся?
– Только на время, думаю, пора. Ты прекрасно позаботилась о моем ранении, Моника.
Увидев, как Хуан пытается пройти перекресток, и рука протягивается, ища опору в скалах, Моника с удивлением подошла к нему, и теперь шагала рядом медленно, со скоростью, с которой он мог идти. Лицо, менее загорелое, побледневшее, имело печать сурового благородства. Левая рука еще покоилась на шелковой повязке, и из-под белой рубашки выглядывали повязки.
– Какое безрассудство! Я думала, ты побудешь немного на солнце, а потом…
– Мое присутствие нужно там внизу, Моника. Бедные люди страдают. Мне сказали о твоем посещении, продуктах.
– Мне казалось несправедливым придерживать продукты, у меня есть печение и хлеб, когда у нас раненые.
– В один день они съедают столько, сколько тебе бы хватило на неделю.
– И что это дает? Я могу есть рыбу, как другие.
– Знаю, твоя щедрость безрассудна. Еще знаю, что ты лечила раненых. Брат Мартина, умиравший, теперь без лихорадки.
– У него только заражение раны. Его завязали в грязные тряпки. Я думала, не будет лишним научить женщин деревни полезности горячей воды и обеззараживания бинтов.
– Ты много сделала и все тебя благословляют.
– Я должна им, Хуан. Ты думаешь, я не знаю, что мое присутствие вызвало все это? Этот несчастный случай, когда Ренато пришел за мной, он и повлек за собой ранения. Хотя и косвенно, но я считаю себя ответственной.
– Ладно. А главный ответственный?
– Ты, Хуан, ты, но тоже по моей вине.
– Почему не скажешь, что по вине твоего кабальеро Ренато? – гневно оспорил Хуан.
– И по его вине тоже, хотя его намерение не было плохим. Если бы не твое плохое настроение. Что могло так разозлить тебя, что ты забыл, где находишься? Самолюбие? Нет, плохое настроение.
– Я знаю, ты поучала всех рыбаков кротости и любви к ближних. Но к каким ближним? Презренным солдатам, которые превратились в палачей, чтобы защитить ростовщичьи сундуки? Они заслужили, чтобы их разорвали на куски!
– Так это был твой план? Это был твой замысел?
– Ты прекрасно знаешь, что нет. Это не то, что ты думаешь. Я дал предлог губернатору уничтожить нас, взорвать пушечными выстрелами Утес Дьявола, деревню и пляж.
– Такое бы могло произойти?
– Конечно же могло. Иногда я спрашиваю себя, почему он этого еще не сделал. Разве что твой кабальеро Д`Отремон заступился, потому что ты здесь. Ты правда не знаешь о нем? Не получала ни известия, ни письма?
– Почему ты думаешь, что я лгу, Хуан?
Хуан приблизился к Монике и взял ее за руку. На миг сильные пальцы сжали ее какой-то грубой лаской. Затем рука, лишенная духа, опустилась, и Хуан отступил.
– Моника, нужно, чтобы ты выбралась из этой ловушки.
– Почему я? Что случилось?
– Ничего не случилось, но… – пытался успокоить Хуан, делая усилие. И услышав издалека приближающиеся шорохи, повелел ей: – Возвращайся в хижину.
– Почему я должна возвращаться? Что происходит? Кажется, будто плачут, сожалеют о чем-то. Я…
– Нет, Моника, не иди!
Моника ускользнула от него, побежала к краю скал. Жители деревни столпились внизу, где спускались с высокой горы две заводи ручьев пресной воды. Но бежала не вода. Густая грязь с сильным запахом серы медленно скатывалась, оставляя на берегу мертвую рыбу и вулканические камни. Непонимающая Моника повернулась к Хуану, и спросила:
– Что происходит?
– Не понимаешь? Эти ручьи – наше единственное водоснабжение. И посмотри на море, пляж.