Худей!

Своеобразное тихое хихиканье, напоминающее скорее жалобное поскуливание, вырвалось из его горла.

— Что у вас за идея, Халлек? Я не очень хорошо сплю. Обычно в это время я начинаю вертеться в постели.

Вилли почувствовал всю абсурдность мысли, которую хотел высказать, ее слабость и необоснованность… даже не конкретную мысль, а всего лишь слабую идею.

— У юридической фирмы, где я работаю, заключен договор с компанией детективов, — сказал он. — «Частное сыскное бюро Бартона».

— Я слышал о них.

— Они считаются лучшими в своем деле… Я… как бы вам сказать… — Он почувствовал нетерпение, волнами излучаемое этим человеком, хотя Хопли совсем не двигался. Вилли собрал все оставшееся достоинство, говоря себе, что имеет полное право высказаться, ведь, в конце концов, это происходит и с ним.

— Я хочу найти цыгана, — сказал Вилли. — Хочу встретиться с ним лицом к лицу и рассказать обо всем, что произошло. Думаю… думаю, что нужно быть до конца откровенным, хотя мне кажется, если он такое с нами сделал, он должен и сам все знать.

— Да, — согласился Хопли.

Чуть приободрившись, Вилли продолжал:

— Я расскажу ему свою часть истории. Это была моя вина. Я должен был успеть вовремя остановиться, и при обычных обстоятельствах остановился бы. Это была вина моя и моей жены. Вина Россинггона в том, что отбелил это дело, а ваша — в непринужденном расследовании и изгнании цыган из города.

Вилли сглотнул.

— Потом я скажу, что это была и ее вина. Она считала ворон, Хопли, а посему это не то преступление, за которое наказывают газовой камерой. Смысл в том, что это противоречит закону, потому что может привести нас к смерти, как привело ее.

— Вы хотите сказать все это ему?

— Я не хочу, но мне придется это сделать. Она вышла между двух припаркованных машин. В третьем классе учат, что это не рекомендуется делать.

— Не думаю, чтобы она проходила курс правильного поведения на улице в третьем классе, — сказал Хопли. — Не думаю, что она вообще ходила в третий класс.

— Все равно, — упрямо сказал Вилли. — Элементарный здравый смысл…

— Халлек, вам не хватает вашего наказания? — спросила тень. — Сейчас вы теряете вес — хотите получить гран-при? В следующий раз он может остановить вашу кишечную деятельность, поднять температуру вашего тела до ста десяти градусов или…

— Но я не собираюсь просто сидеть в Фэрвью и ждать! — яростно сказал Вилли. — Возможно, он сможет дать этому обратный ход, Хопли. Вам это приходило в голову?

— Я перечитал много литературы на эту тему, — сказал Хопли. — Думаю, я догадался, что происходит, когда первые прыщи появились у меня на бровях, там, где у меня они всегда появлялись в первую очередь еще в школе. Как я сказал, я люблю читать. Должен заметить, Халлек, что написаны сотни книг о том, как насылают проклятия и наваждения, но почти нигде ничего не говорится о том, как повернуть процесс вспять.

— Что ж, может, цыган и не сможет ничего сделать. Но я все же пойду к нему, черт возьми! Я посмотрю ему в лицо и скажу: «Вы отрезали мало кусков от пирога. Вам следовало бы отрезать один для моей жены и один для своей, раз уж мы принялись за дело. А как насчет порции для себя? Где вы находились, когда она выходила на улицу, не глядя по сторонам? Если она была непривычна к городскому движению, вам следовало бы это знать. Так где же были вы? Почему вы не взяли ее под руку и не довели до ближайшего перехода? Почему вы…»

— Достаточно, — сказал Хопли. — Если бы я входил в состав судейского жюри, вы бы убедили меня, Халлек. Но вы забыли о других факторах.

— О чем же?

— Человеческая природа. Мы можем быть жертвами сверхъестественных сил, но с чем мы фактически имеем дело? С человеческой натурой. Как полицейский офицер, прошу прощения, бывший полицейский офицер, я не могу согласиться, что существует что-то абсолютно верное или абсолютно неверное. Есть просто один серый тон, переходящий в другой оттенок, более светлый или более темный. Но уж не думаете ли вы, что ее муж купится на ваши речи?

— Я не знаю, — ответил Халлек.