Худяков

Не говоря уже о том, что обвиняемые старались скрыть как можно больше фактов своей деятельности с целью самозащиты, не все они действительно были осведомлены обо всех конспирациях и замыслах тайной организации. «Самую суть знают только избранные, — сообщал в доверительной беседе Худяков, — но от этих никогда им (следователям. — Э. В.) ничего не узнать; а все прочие, которые при следствии делали показания, знали только некоторые подробности, а потому под страхом пытки и смертной казни немилосердно врали и тем еще больше спутали правительство»^{15}.

Худяков принадлежал к числу тех «избранных», которые знали «самую суть», но не раскрыли ее ни следствию, ни суду. Его показания — это продолжение борьбы с самодержавием, борьбы оборонительной — не на жизнь, а на смерть.

«Положение всякого, попавшегося в руки III отделения, сходно с положением сказочных героев, — писал Худяков. — Богатырь идет к своей цели длинными, неизвестными путями, а нечистая сила со- всех сторон старается испугать его страшными образами; она принимает виды огненного озера, ужасающих чудовищ, всевозможных гадов и голосов;; то прикидывается она плачущей красавицей, то зарезанным ребенком. Если только герой обернется лицом, нечистая сила с торжеством разрывает его на мелкие части; если же он, несмотря на ужас, идет себе без оглядки, он, наконец, благополучно достигнет своей цели, а нечистая сила, видя его победу, с диким: воплем кинется от него в сторону…

В таком же положении находился и я; к сожалению, я не был богатырем…»^{16} Не отличавшийся крепким здоровьем, изнуренный огромным умственным и душевным напряжением, чрезвычайно нервный и впечатлительный, Худяков тем не менее проявил на допросах необыкновенную стойкость, которая не одного его спасла от виселицы. Но из этого следует, что меньше всего можно доверять его показаниям.

Ненадежность источника не означает, однако, что его вовсе надо сбросить со счетов. Не говоря уже об установленных следствием неопровержимых фактах, в следственных материалах попадается много такого, что по разным причинам прошло незамеченным в то время, чему следственная комиссия и суд не придали значения, что меркло в их глазах сравнительно с главным «преступлением» — покушением Каракозова.

Перед историком встает нелегкая задача отделить правду от вымысла. Он как бы контролирует весь ход следствия. Его радует каждая ошибка, каждый промах следователей, каждый умелый ответ обвиняемых. Но чем больше таких ошибок и тонких ответов, тем меньше фактов у исследователя, тем больше «белых пятен» в истории. И с этим приходится мириться.

Можно, разумеется, строить догадки, но нельзя выдавать их за факты. Догадки должны оставаться догадками, а факты — фактами. И если их нельзя обходить, то нельзя и домысливать. Уж лучше прямо сказать: «Не знаю», чем давать волю полету собственной фантазии.

Из следственных материалов по делу Каракозова факты, поддающиеся проверке, приходится собирать по крупицам, сопоставлять их со свидетельствами современников и некоторыми другими документами. Увы, такого рода материалов сохранилось чрезвычайно мало.

О Худякове знавшими его людьми написано очень немного. Сразу же после его смерти, в 1876 году, в бесцензурной газете П. Л. Лаврова «Вперед!», издававшейся за рубежом, были напечатаны две статьи о Худякове. Одна принадлежала перу видного революционера-народника Г. А. Лопатина, другая — участнику Ишутинской организации — В. Н. Черкезову, впоследствии известному анархисту. Лопатин знал Худякова в последние месяцы перед его арестом, и то, что он сообщает о нем как очевидец, вполне заслуживает доверия. Однако вопиющими ошибками страдают сведения Лопатина о предыдущем жизненном пути ученого-революционера.

Черкезов жил в Москве, где и виделся с Худяковым во время его наездов. Он был посредником в переписке Худякова с московскими ишутинцами. Но к числу «избранных», знавших «всю суть», он, в то время девятнадцатилетний юноша, не принадлежал. Ему известны были только «некоторые подробности».

Якутские власти подсылали к Худякову, когда он прибыл на поселение, агента-осведомителя, чиновника А. Трофимова, который, чтобы вызвать Худякова на откровенный разговор, представился ссыльным поляком Трохимовичем. В архиве III отделения сохранились донесения этого агента о доверительных беседах Худякова с ним. Эти донесения были опубликованы В. Г. Базановым и сопровождены обстоятельной его статьей в журнале «Русская литература». Автор отметил, что все поддающееся проверке в донесениях показывает их достоверность: они построены не на домыслах. К тому же шпион был достаточно осторожен в своих выводах и подозрениях и отделял их от рассказов самого Худякова. Донесения Трофимова содержат немаловажные подробности о революционной деятельности Худякова, проливают на нее дополнительно свет.