Нора пригубила из своего стакана, и ее передернуло.
— Помнишь, в кроссвордах еще попадается такая «вика горькая»? Интересно, это она самая и есть?
Дороти сказала:
— Ой, смотрите!
Мы посмотрели и увидели, что к нам приближается Шеп Морелли. Его лицо и привлекло внимание Дороти. Оно распухло в тех местах, где не было вмятин, а цвет его варьировался от темно-лилового под одним глазом до нежно-розового там, где часть подбородка была залеплена пластырем.
Он подошел к нашему столу и слегка наклонился, чтобы иметь возможность водрузить на него оба кулака.
— Слушай, — сказал он. — Стадси говорит, что мне нужно извиниться.
Нора вполголоса заметила:
— Прямо не Стадси, а Эмили Пост, — а я тем временем спросил: — Ну и?
Морелли покачал разбитой головой.
— Я никогда ни за что не извиняюсь — это уж как вам угодно. Но могу сказать, что был неправ, что голову потерял, когда на тебя набросился, и надеюсь, что тебе сейчас от того не слишком плохо, и если что-то нужно, чтоб поквитаться, я…
— Выбрось из головы. Садись, выпей с нами. Это мистер Морелли — мисс Винант.
Дороти широко раскрыла глаза, в них появилось заинтересованное выражение.
Морелли нашел стул и сел.
— Надеюсь, что вы тоже на меня не сердитесь, — сказал он Норе.
Она сказала:
— Что вы, было очень интересно.
Он недоверчиво посмотрел на нее.
— Под залог выпустили? — спросил я.
— Ага, сегодня днем. — Он осторожно пощупал лицо одной рукой. — Тогда и добавили. Сперва устроили мне еще одно неслабое «сопротивление при аресте», а уж потом выпустили.
Нора возмущенно сказала:
— Это ужасно. Вы хотите сказать, что вас…
Я похлопал ее по руке.
Морелли сказал:
— Этого следовало ожидать. — Его распухшая нижняя губа шевельнулась, что должно было обозначать презрительную улыбку. — Но пока для этого дела требуются двое-трое, это еще не беда.
Нора повернулась ко мне:
— Ты тоже такие вещи проделывал?
— Кто? Я?
Подошел Стадси со стулом.
— Пластическую операцию ему сделали, да? — сказал он, кивнув в сторону Морелли. Мы потеснились, и Стадси уселся. Глядя на Нору и норин стакан, он самодовольно ухмыльнулся. — Лучшего, поди, и в ваших расшикарных заведениях на Парк-Авеню не найдете. А здесь-то вам две порции за один-единственный доллар подадут.
Нора, хоть и слабо, но улыбнулась, и при этом слегка придавила мне ногу под столом.
Я спросил Морелли:
— Ты с Джулией Вулф в Кливленде познакомился?
Он покосился на Стадси, который, откинувшись на стуле, смотрел по сторонам, наблюдая, как растут его доходы.
— Когда она была Родой Стюарт, — добавил я.
Он посмотрел на Дороти.
Я сказал:
— Давай, не стесняйся. Это дочь Клайда Винанта.
Стадси перестал глазеть по сторонам и лучезарно улыбнулся Дороти.
— Вот как? И как же поживает ваш папенька?
— Но я же его с младенчества не видела, — сказала она.
Морелли облизал кончик сигареты и вставил его между распухших губ.
— Я родом из Кливленда. — Он зажег спичку. Взгляд его был хмур, и ему не очень-то хотелось менять выражение. — Родой Стюарт она была только раз, а так Нэнси Кейн. — Он снова посмотрел на Дороти. — Ваш отец это знает.
— Вы знакомы с моим отцом?
— Поговорили как-то раз.
— О чем? — спросил я.
— О ней. — Пламя коснулось его пальцев. Он бросил спичку, зажег другую и закурил. Глядя на меня он поднял брови и наморщил лоб. — Можно?
— А как же? Здесь все свои, так что валяй.
— О’кэй. Он ревновал как черт. Я хотел ему вмазать, да она не позволила. Все правильно — он же для нее кормушкой был.
— Давно это было?
— Шесть, восемь месяцев.
— С тех пор, как ее убили, ты его видел?
Он покачал головой.
— Я его всего-то два раза видел, и тот раз был последний.
— Она у него приворовывала?
— Она мне не говорила, но думаю, что да.
— Почему?
— Она не дура была — очень шустрая. Деньги у нее откуда-то водились. Мне раз понадобилось пять кусков. — Он щелкнул пальцами. — Наличными.
Я решил не спрашивать, вернул ли он ей эти деньги.
— Может быть, он сам ей давал?
— Вот именно — может быть.
— А в полиции ты что-нибудь из этого говорил?
Он презрительно хмыкнул.
— Они думали, что могут из меня что-то выколотить. Что они теперь думают — спросите у них. Ты-то человек правильный. Я не… — Он внезапно остановился, вынул изо рта сигарету. — Ухламон, — сказал он и, протянув руку, тронул за ухо человека, сидевшего за одним из столиков, между которыми втиснули наш. Тот, сидя к нам спиной, прогибался все больше и больше, поближе к нам.
Человек подпрыгнул и через плечо взглянул на Морелли. Лицо у него было бледное, тощее, испуганное.
Морелли сказал:
— Ну-ка, кончай полоскать свой лопух в наших стаканах.
Человек, заикаясь, пролепетал:
— Да… да что, ты Шеп, я… я ничего такого… — и вдавил свое брюхо в стол, стараясь оказаться от нас как можно дальше, но остаться при этом в пределах слышимости.
Морелли сказал:
— Ты никогда ничего такого не хочешь, но уж больно стараешься, — и вновь обратился ко мне: — Тебе-то я пособить готов. Девочка все равно мертва, ей-то уж хуже не будет. Это у полиции костоломов не хватит, чтобы из меня хоть слово выбить.