Необходимо отметить отсутствие в речи бояр христианской символики и догматики, хотя официально они, разумеется, исповедовали христианство. Отсюда можно сделать вывод, что, по мысли Поэта, христианская религия в конце XII в. не была на деле господствующим мировоззрением даже в господствующем классе Руси.
Для мышления бояр характерно: Христа они не упоминают и не имеют в виду, а о Диве говорят как о реально действующем злом божестве, с полной верой в его физическое бытие. В этом отношении Поэт не отделяет себя от них. Кроме Дива, он «населил» поэму и другими сверхъестественными существами. Обида, Карна, Желя и Лжа также активно действуют, повинуясь «воле» Солнца. Можно было бы сказать: Поэт разделяет некоторые представления русичей о злых и добрых духах, и это вытекает из его веры в одушевлённость Природы.
…При Ярославе Мудром о победоносных походах русских князей против врагов «рокотали» песни гусли Бояна, а теперь о походе Игоря, Игоря Святославича… поются Песни Готских Дев. Это — песни о разгроме русичей, воспоминание о давних победах над Русью и мечты о мести за прошлые поражения. Это — Победная Песня, но не для князей, а для их врагов.
Песня самого Поэта о походе Игоря полна тревоги, потому что ныне нет на Руси согласия меж князьями даже в главном — в её защите от врагов, а это уже принесло ей страшные несчастия и угрожает ещё более страшными.
8. Опрокинутое время
В речи бояр обходятся молчанием два самых драматических образа «Сна» — Черное Покрывало и Крыша Златоверхого Терема без Князька. Но сон–загадка должен быть отгадан полностью. «Тогда великий Святослав» вступает в действие, произнося как бы по наитию («изрони») «Золотое Слово, со Слезами Смешанное». Словом «тогда» Поэт увязывает действия, происходящие одно за другим. Тем самым композиционно и грамматически обозначается, что Святослав включается в отгадывание «Сна». Подобно боярам, он начинает монолог с оценки Игоря и Всеволода, но с первых же слов утверждает своё право на оригинальный подход. Святослав не подчёркивает кручины по поводу их позорного пленения, хотя его восклицание исполнено неподдельного сожаления: «О, мои младшие братья, Игорь и Всеволод!» В тяжёлое для князей время он приближает их к себе. Если бы Великий князь Киевский чуть отстранённо сказал, к примеру, так: «О, несчастные…» или «О, неразумные!», то все обращение лишилось бы тёплой интонации, а вместе с нею и достоверности, а сам Святослав заметно утратил бы человеческую значительность. Для образа Святослава знаменательно объединение в одном переживании сочувствия родственникам, попавшим в беду, с их нелицеприятной критикой. И ныне, спустя 800 лет, факт родства небезразличен для характеристики героя, но тогда родственные отношения между князьями играли первостепенную роль в политике.
«О, мои младшие братья, Игорь и Всеволод! Рано начали вы Половецкую землю мечом истощать, а себе славу стяжать; но без чести вы побеждали, без чести вражью кровь проливали». Думается, тут — в контексте защиты Святославом единства действий князей в борьбе против внешних врагов — осуждается в принципе их сепаратная военная политика, которую братья начали проводить в 1184 году и начали преждевременно, так как половцы были очень сильны. Подобное толкование подкрепляется употреблением глаголов многократного действия («одолеете» и «пролиясте»), что было бы ненужно, если бы Поэт имел в виду только победу Игоря и Всеволода — ту, которую они одержали в схватке с передовым половецким отрядом. Теперь, в 1185 году, стало ясно: их поход 1184 года был не случайным эпизодом, а первым актом сепаратистского подхода обоих князей к войне с половцами. Выходит, глагол «еста начала» семантически акцентирует внимание на принципиальной стороне их теперешней политики, начало которой (в современном значении слова) всего лишь имеется в виду. В подобном осмыслении нет ничего необычного: утраченное значение древнерусского глагола — «начать и продолжать до конца» — предполагает подобную возможность.
Святослав укоряет Игоря и Всеволода за преждевременность похода, то есть за стратегическую ошибку, которую не могут перевесить предыдущие локальные победы. Каяльский разгром аннулирует их значение, а князей лишает славы и чести. Вместе с тем Святослав одобряет обе цели похода. Главная цель лаконично и точно выражена словами «мечи цвелити», то есть мечом изнурять, истощать. И действительно, походы в глубь Половецкого поля оправдывали себя тогда, когда в итоге ослаблялась половецкая и увеличивалась русская мощь. Если же общий результат, как, например, в случае разгрома Игоря, был для Руси отрицательным, то предшествующие успехи перечёркивались, плюсы становились минусами, и весь поход лишался смысла. Вторая цель — «себе славу стяжать» — была понятной и общей для русских князей, включая и Святослава.