Художественный символ в «Слове о полку игореве»

В солнечном мифе противопоставление «неба — земле» снято без помощи богочеловека. Союз людей с Солнцем достигается путём понимания Его «языка» и осознания необходимости действовать в согласии с Его «повелениями». Мифологическое Море все ещё живёт в сознании Поэта и сохраняет извечное противостояние Суше: на него также распространяется власть Солнца (Море Полуночи, сполохи и «погашенные» вечерние зори), а следовательно, принципиально допускается возможность союза и взаимопонимания со всей мыслимой Вселенной.

Природа «разговаривает», открывая человеку тайны бытия, на разных иносказательных «языках». «Язык» Солнца — «язык» света и тени, «язык» цветового спектра радуги — самый распространённый в Природе и в «Слове». На этом «языке» с огромной силой выражено скрытое художественное содержание образов Потемневшего, Гневного и Карающего Солнца, глубинное содержание связанных с ними символов «Кровавые Зори», «Холмы–Горы», «Погребальные Костры», «Вечер», «Ночь», «Ночь над Киевом», «Черное Покрывало», «Синее Вино, Смешанное с Пеплом», «Крыша Златоверхого Терема без Князька», «Два Померкших Солнца», «Два Молодых Месяца», «Песня Готских Дев», «Утренний Плач Ярославны», «Море Полуночи». Их структура, их система изобразительно–выразительных средств могут служить доказательством диалектичности мышления Поэта, высочайшим образцом применения которого является, на мой взгляд, осмысление глубинного смысла числа 10 в символе «Десять Соколов». Их поэтика и сила воздействия в огромной степени обусловлены тем, что они входят в миф о Солнце, который философски и эстетически неразрывно связан с реальной социально–политической действительностью Руси.

«Свет», «светлый» выступают в «Слове» в мифологических значениях «счастье», «жизнь», однако им противополагаются не только «тьма» и «тёмный», но и ещё четыре определения — «чёрный», «кровавый», «синий» и «тресветлый». Кроме того, шесть цветовых характеристик (белый, серебряный, серый, зелёный, красный и огненный) имеют двоякое значение: иногда такое, как «светлый», иногда — как «тёмный». Общее впечатление от соотношения «света» и «тени» и соотношения цветов — разрастание владений «тьмы» (смерти) за счёт поглощения владений «света» (жизни) — характерно для того момента в истории Руси, который отображён в «Слове». В силу этого «светотеневые» и цветовые определения стали философскими и эстетическими обобщениями действительности, отразившими страшную угрозу существованию русского народа и государства со стороны сил Мрака и, разумеется, реальность познающего разума самого Поэта. Вариативность значений света и цветов может быть новым свидетельством диалектичности его мышления. Особенно отчётливо это обнаруживается на противопоставлении «светлый» — «тресветлый». Противоположные значения (жизнь — смерть) обусловлены здесь лишь степенью интенсивности одного и того же зрительного восприятия, то есть иное понятие рождается только путём количественного умножения базового понятия. Оппозиция «светлый» — «тресветлый» фиксирует и демонстрирует переход количества в качество. Значит, диалектическая противоречивость этого процесса отчётливо осознавалась Поэтом, хотя, возможно, не осмысливалась именно в таких философских категориях.

Мгновение, когда помрачневшее лицо светоносного верховного божества иносказательно дало понять Игорю правду о будущем — о гибели его войска и о пленении его самого, — это мгновение символизирует, на мой взгляд, и творческое кредо Поэта. Вот так же, как великое Солнце на «языке» света и тьмы, Поэт на словесном языке будет «петь» о светлом и тёмном в своём времени, ибо какова природа Космоса, такова и природа всех его частей, включая жизнь людей и их самих. Этот момент озарения может, по–моему, символизировать также зарождение критической и символико–реалистической эстетики Поэта и — шире — древнерусской художественной литературы.

Представление о богатстве «светотеневого» языка Поэта будет неполным, если не отметить тот тип образа, в котором, «тьма» присутствует неявно, внутри слова, и воспринимается лишь воображением. Нашествие Тьмы на Свет (врагов на Русь) станет тогда ещё более тревожным: «Долго спускается ночь. На поля лёг туман», или «…взбаламучены реки, пылью поля прикрывает», или «но часто вороны каркали, трупы деля меж собой, да галки на своём языке говорили, собираясь лететь на поживу» — и т. д.