А молоко, соответственно, самое тёмное место. Мало ли что в нём может быть? И смешное, после жирной селёдки.
— Что тебя так разволновало?
— Абигель исчезла. И Жуль.
Головатый просвистел губами трэнэ. Форшмак перепроверил, тоже сделав круг.
— Классно девушка водит коридором. У вас тута тайные ходы есть, да?
Степану ударило по-настоящему. В голове камышовый шум, в груди жаром опьянение. Врезал себе по лбу. Маленьким говорил он, разглядывая упавший на землю намоченный хлеб с сахаром: «Пропало дело моё!».
— Пропало дело моё! Так что там с богами? Есть они, собаки, или нет?!
Головатый фыркнул.
— Бог да впереди не широк один. Давайте, угоднобогие, выпьем и разберёмся.
— С колбасятиной вмазать — совсем другой шалман.
— Продолжим. Абсолют — первооснова вселенной. Дух и тело Бога. Сталинашвилизм оставил только тело — материю, признавая единственной объективной реальностью. Но, препочтенные; что же в таком случае пустота, если не абсолют?
«Сговорились они что ли? Титька — та же сиська.» Надоели ещё восторги Лузина по поводу глобальных вакуумных взаимодействий. Какая, спрашивается, разница, как называть одно и то же? Мат — матер
— Это не парадокс, други мои. Основа мира — живое ничто.
— Живое предполагает форму и мышление.
А оно, разве, формально не мыслит? Стоп-топэ! Головатый, основатель школы, беседует с учениками. Хорошо, он откроет тайну. Палец к губам. Но, только, тс-с, могила?
— Век воли не видать! — поклялся один ученик. Второй промолчал.
— Абсолют, преуважаемые, Бог, Nihil{
«Сейчас сморозит — приготовился к очередной чепуховине Степан. — Наш охотник соврался, как с курка сорвался.»
— Природа хочет остаться сама собой. И не может! Жизнь, оказывается, лишь патология пустоты. Её болезнь и извращение, если хотите, — посверлил пальцем вверх, будто чей-то невидимый нос прочистил. — Нормальное состояние вселенной — её отсутствие!
Сподобился. Произвёл. Не шампанское — квасок.
— Миль-пардон, а бог, разве, не художник? В какой ещё профессии столько красок?
— Ноги будем щупать? — Форшмак, заботливый официант-подлизала. — Просю, — стакан Головатому. — Просю, — стакан Бумажному. Ментальная рюмка в отставке. Когда дело пошло, обьём посуды увеличивается. Серийные пьянки следует повторять как можно серийнее.
Будем пить, раз просят. Аби всё равно нет. Жуля-пажёнка нет. Просвета нет. Одна тотальнейшая пустота, чтоб ей пусто было!
— Бадьян, бог есть?
Респондент у нас с попыткой в мысли, перестал грызть ногти, подбоченился. Если этот товарищ хочет сказать крупную философскую мысль, вокруг замерают и смотрят с жалостью что ли, с которой смотрят на заику из анекдота: Ну давай же, родной, давай! доскажи, наконец, кто ещё остался в самолёте, после того как основная масса ушла сдавать пивные бутылки?
— Где женщину первый раз… ну хе-хе… познала мужчину, — там её и родина.
— Молчите лучше, сирый!
С другой стороны, невозможно дать ответ на крупный вопрос, учитывая его относительность. Кратил Афинский вообще, показывая на вещь пальцем, доказывал невозможность назвать истинное имя. Ибо материя изменчива и не имеет постоянной формы. Помнит кто знаменитую формулировку? Головатый открыл рот, собираясь её произнести, но Бадьян влез поперёк:
— В один и тот же трамвай нельзя войти дважды, ибо это будет уже другой маршрут.
Бумажный с Головатым переглянулись.
— Если она такая гибкая в семнадцать лет, представляете, как она будет гнуться в семьдесят?
— Ну и ну! Это вам не мелкий бес, годный только скотину пугать на водопое. Продолжим, тем не менее. Посему называй природу как хочется. Природа не обидится и не станет преследовать тебя незапланированными ударами молний, бандитским нападением с членовредительством и выпадением пломб с цианистым калием из зубов во время интенсивного засоса. Назови мифологического бога «абсолютным духом», «базисным состоянием материи», «архе-первоначалом», как заблагорассудится. Могу назвать, могу не назвать. Начну я. Природа — это-о… ну скажем, способность воспроизводить высоту отдельного звука. Кто продолжит?
Аби нет — бога нет. Жуля-подьячего тоже не видать.
— Природа — это абстиненция. Полное воздержание от употребления спиртных напитков.
— Какая гадость! Замолчите на весь МГУ! Бадьян и то приличнее только что выражался.
Когда я ем — я глух и нем. Когда я пью — я в корень зрю.
Есть возможность создать учение. По крайней мере секту. Не подвергается сомнению равнозначность заявки наряду с Христом, Аллахом, Буддой и прочими божками меньшего калибра. Главное убедительность. Но вот в случае с абстиненцией, думается, Бумажный дал маху. Тем более, что эта одна из заповедей Магомета и его фаны вряд ли захотят менять своего бога на московского художника. Степан возразил, что категорически не считает себя московским художником. Москва — столица профессиональных обсирателей. Самому сделать неспособно, зато уж в слюну упаковать… Обсирание — основной принцип выживания бездарностей. Сибирским художником — да, но никак не московским.