Художник Её Высочества

Оказывается какое-то турбюро предложило свои услуги в лице турагентов-штукарей. Тормознули и спрашивают: «Хотите выиграть бесплатную путевку в испанскую столицу например?». Получили адекватный ответ: «Я за бесплатно и так всю страну объездил». «Каким образом, если не секрет?» «Не секрет. Я сейчас вам ножичек покажу, вы кошельки отдадите и если меня менты возьмут за жабры, то само собой в очередную бесплатную поездку отправят». Агенты не схлюздив, ответили: «Если за вами не охотится Интерпол, турпоездка в любую страну Европейского сообщества, к сожалению, не светит».

— Бадьян, скажи, а какая столица Африки?

— Столица Африки? Э-э-э… Забыл.

— Дорогой наш авторитет, Марокко — всего лишь испанский соус для спагетти. Томаты, жгучий перец и опять же креветки.

— Вы перепутали, Стратилат Романович. Спагетти с креветкам — национальное блюдо итальянцев. А в Испании едят редьку. Редьку с оливковым маслом и красным перцем. У них редьки, что грязи в Марокко.

— В соусе что ли?

— Э-хе-хе, грамотей ты наш! В Марокко ведь дожди идут не переставая. И моржи покоя не дают. Все пляжи перекопали копытами.

Уязвленный Бадьян, растопыривающий бедное слово, забрав стакан, предварительно не забыв наполнить его, ушёл на балкон.

— Зря обидели.

— Ничего, может, хоть газеты будет читать иногда, сидя на очке, перед употреблением по прямому назначению. Слово слову костыль подаёт.

За окнами реактивные самолеты услужливо начертили на небе белую решетку для игры в крестики-нолики. Небожители играть отказались, рабочий день ещё не окончен.

Аби нет. А, пусть ходит где хочет!

— Бадьян, как вас по отчеству, я запамятовал? Подите сюда. Мы будем прощение просить.

Бадьян нехотя вернулся в мастерскую, по дороге почесав лопатки о косяк с надменным видом английского аристократа. Рома в стакане уже не было.

— Христофорыч.

— Бадьян Христофорыч, приносим тысячу извинений. Проникновенно-просветленно. Выпьем за взаимопонимание!

— Ых, завались суббота за пятницу!

— Ух, обмотались кувалдой!

— Эхма, хорошо выпить и этим же запить!

— Ну не дуйся, а расшифруй-ка нам ещё парочку своих перлов.

— Берлин — буду её ревновать, любить и наслаждаться. Богиня — буду одной гордиться и наслаждаться я.

— Именно так: наслаждаться Я! Высший пилотаж, клянусь златовласыми водяными девами, в следах которых вырастают цветы, приносящие счастье.

— Херакс! Запиндюрили!

— Заговор интелектуалов!

— Бство ваш ром!

— Нне согласен! Ложжь! Русский бунт.

— Правда-матка режет.

— Правда матку режет.

— Гадости, гадости начали говорить! Урря-а!

— Разъедает.

— Убирайтесь вон на балкон, Бадьян, и закройте за собой рот c той стороны!

— Рюхнули!

— Жуть! Лучше конь в руках, чем я в небесах!

Оливка, положенная было на ослабевшую губу, скатилась и покатилась по степанову подбородку.

— Подлей ему больше. Не поровну, братуха! Окосел?

— Попрошу не указывать! Подлей не бывает.

— Это совсем не то что Ленин не любил Маяковского. А Маяковский Ленина, знаете-ли, любил! Хватит цапаться из-за дерьма! Влагайте ножи в ножницы.

Аби нет, а оливка, докатившись до края подбородка, сверзилась на грудь.

— Ненавижу копку картошки!

Только бы он не начал сообщать сведения личного характера. Поздно!

— О-о-о, как я ненавижу копку картошки!

— Терентьевич, никак оду ненависти копке картошке собираетесь городить?

— Собираюсь!

— Наливай Форшмак, чтоб не угнетало. Даёшь оду ненависти копке картошке! Погодь, как это ода может быть одой картошке? Тогда уж хулой.

— Ода-то, преждебудущий, не самой картошке, а ненависти.

— Ладно, ваша взяла. Лыжню огороднику!

Великий Ломоносов тоже частенько пописывал оды императорице. Правда надвигающееся словоизвержение никакого отношения к одам не имеет, но это уже дело десятое, Пьянка же!