Художник Её Высочества

лизоблюдов собралось до сотни душ. Всю дорогу ехал, сумрачно щурясь на дворовых и ласково на тявкающих четвероногих друзей, возбужденных предчувствием гона.

Отохотились удачно. Лис, кабанов, волков — десятками. Зайцев хоть травили, но бросали там, где их разрывали борзые. Настроение несколько подправилось. А от скачки появился такой аппетит, впору Гаргантюа. Вернувшись в Лувр, потрапезничал. После чего — отдых и массаж.

— Вы новенькая? А где прежний? Болен?

— Гораздо проще. Его обезглавили.

— Чтобы не болела голова? И за что?

— Государственная измена. Лежите спокойно, Ваше Величество.

Как приятно! Впрочем, она и сама… Природная галльская смуглость, десертная долинка между грудями… Не занятся ли им ночью массажем?

— Я заканчиваю, сир, потому, что пора готовиться к церемонии.

— О какой церемонии изволите говорить, мадам?

Пальчики, с живостью альпийского ручья касающиеся королевской поясницы, на мгновение остановились и побежали дальше.

— Я говорю о празднике Сатурналий.

Она расказала, что Париж уже пьян и через пару часов в центре не то что конному не проехать, пешему останется только делать па де буррэ на пальцах, как делают танцоры Его Величества.

Пожалуй, вот королю занятие на остаток дня.

— И кто «Повелитель беспорядка»?

В её глазах ужас.

— Вы!

Давно с ним так не шутили. Отхохотавшись, пригубил лимонада.

— Вы мужественный человек! Если бы я знала, что мне скоро отрубят голову, я не смогла бы не только шутить, есть, охотиться, я не смогла бы дышать от страха и просто задохнулась.

— Остановитесь. Позабавились и достаточно! И вот что… — понизив голос до интимно-необходимого уровня. — Когда куранты пробьют двенадцать, вы мне начнёте делать тайский массаж.

— В двенадцать ночи вас казнят, после чего сожгут и разбросают прах по полям.

— Здрасьте пожалуйста! Договорились! Льстецы-кошки, оближи-ножки.

— Я поняла, в чём дело. Если вам дали выпить ритуальный напиток, отбивающий память, то в таком случае вы действительно думаете, что являетесь королем Франции.

— Ну, у «Порто» был какой-то странный привкус… Однако, чудная фантазия! Где же в таком случае истинный король?

— Где всегда, — в Версале, — у массажистки навернулись слезы на глазах, она прижала его голову к долинке между грудями. — Зачем я рассказала? Вы были бы счастливы до последней минуты!

Король Франции Штефан стал художником Степаном. Дурман ритуального напитка рассеялся. Другое дело, необходимо сейчас додумать, почему заодно не исчезают, ну, к примеру, кубок с лимонадом. Если лимонад, как таковой возможен в любом месте и времени, то золотой кубок с неумеренным количеством драгоценных камней имеет смысл только там, где действительно имеет, а именно, в покоях подлинных королей Франции. В Москве такой посуде место одно — Оружейная палата. И если он в состоянии хлебнуть из кубка, это вовсе не значит, что Степан Бумажный, де-факто находится в покоях королей Франции или полуголый бродит по государственной сокровищнице России. С таким же успехом можно сидеть на кончике египетской пирамиды или на тугоплавком керамическом носу стартующего корабля многоразового использования. Само собой и салат картофельный, советский. Какие там ещё в французкую жопу монаршие изыски?!

В покои вошла делегация. Впереди шут в маске. Только шут в маске — шут сам по себе, а Степан — шут тот самый; «Повелитель Беспорядка», «Царь-горох» или «Епископ дураков», называй, как хочешь, все названия отражают смысл Сатурналий как ритуального убийства короля и представление его жертвой, способной быть единственным источником возрождения природы, государства, человека, червя — символа ползущей энергии, завязанной узлом.

Зачитали вердикт, в котором варево обвинения приправлено изысканными пряностями; такой уж у них король душка, спасу нет, перепонки тают! и сердцевина имени Его, и деяния Величества, раздвигающие губы мглы, и радуги плавников кита государственности с первым кучером — им (первый раз слышит, что на китах можно с вожжами), сами они — рабы, возделывающие морщинки королевских глаз, любимых ветрами, и прочее, прочее прочего по сравнению с 1913 годом. Ныне на вёслах речей уплываем мы в край словословий.

Не видать вам, господа, головы художника в корзине палача, как своей поясницы без зеркала. Его поясницу, правда, увидите. Так, драпать надо!

Стоп! Замри, король французский! Стоять, Стёпка! Опомнись, голуба! Растерялся тут, понимаешь, как автомобиль традиционной ориентации, попавший на английские дороги. От кого собираешься улепётывать? От видений?

Вопрос нужно ставить иначе. Пусть эти как хотят, так и ералашатся. Его же задача — проснуться.

Ущипнул мочку уха. За исключением того, что делегация покинула покои — ничего. Тогда впился с ногтями по максимуму. Ух, мазоха! Всё равно — никаких видимых мутаций предстоящего. Только красным ухом-флажком теперь можно махать, приветствовать очередную делегацию.