Художник Её Высочества

— Ты думаешь, закончилось только декларированием намерений? А Ритуал. Твоя инаугурация как же-с? Забыл?

— Вы же говорили — через биллионы лет. В середине цикла, там.

Они еще говорили о кризисе на руках. Сроки перенесены, соответственно, недолго ждать, господину живописцу придется надеть смокинг и презентовать своё художество перед представителями всей вселенной.

Головатый, у которого спина — хронический вопросительный знак, выпрямился, став знаком восклицательным.

— НЕУЖЕЛИ ТЫ ОТКАЖЕШЬСЯ?!

Cто пятьдесят пять миллионов раз ЦК обывателей по-хорошему просил Бумажного не преувеличивать свои возможности. Наглец несознательный! Всё-таки неосознанно преувеличил.

Степан такого оборота дела никак не ожидал. Закашлялся.

— От радости в зобу дыханье спёрло. Ты случайно не насмехаешься надо мной?

— Я?! — приподпрыгнул гаер. — Да я сама серьезность!

— Да?! А как же любимая жена в шоколаде?

— Признаю. Было дело — сморозил не подумавши. Но о, женщины! Дружественнейший союз полных противоречий. Сам понимаешь.

Время пить кофе.

— На тебя не варю. Не в коня корм.

Степан стоял над туркой, Головатый над душой, заглядывая через плечо и, как обычно, молол Емеля:

— Я хоть моложе тебя, но у нас размножение по-другому. Плодимся в возрасте, если по вашим меркам, от четырнадцати до восемнадцати лет. Потом семяродные органы капсулируются, но половые органы сохраняют возможность получать реактивные импульсы удовольствия. Правда, мало кто этим делом занимается. Этика другая. Так я тебе не о том баю.

И Головатый заговорил про последнюю мужскую возможность.

— Вот что тебя ждет? — оглядев Степана с ног до головы. — Поначалу появится перхоть. Начнут потеть ноги. Ты начнешь их мыть холодной водой, стараясь залезть меж пальцев шариком дезодоранта после. Также случится дисфункция желудочного тракта. Обильные возлияния, беспорядочное питание, экологическая среда обитания так сыграют свою роль, что в четверг на тебя нападёт, прошу прощения, пердёж. Наклонишься — пукнешь, потянешься за пилюльками на полке — пустишь трель. Скоро начнёшь непроизвольно дуть в собственной постели. Проснёшься весной, когда ветка душистой сирени заглядывает в окно, а под одеялом… Фу!

— Чеши себе язык-то.

— Да я сама солидность и сообразность! Тебе не понравятся первые знаки надвигающегося увядания и ты займёшься спортом. Будешь висеть на перекладине, стараясь хоть чуть-чуть прибрать за пояс дряблеющий животик, поднимать ноги до угла в девяносто градусов. На что регенерирующий организм будет радостно сигнализировать звуковыми сигналами, то бишь пуком. Скоро заметишь, что девушки уже не так охотно целуются с тобой. Начнешь по три раза на дню чистить зубы, таскать в потайном карманчике лапердака део для рта и постоянно или жевать жвачку, или сосать эти ментоловые монпансье. Так же перестанешь опускаться перед означенными девушками на колени, потому что хруст в них будет стоять такой, будто целый взвод кушает вафли.

— Трепач! А, ты каким видом спорта, кроме чтения на ночь в постели, займёшься, когда почувствуешь увядание?

— Этим спортом тебе сто пудов не придётся заниматься. Я бегаю.

Чего особенного — бег? Подумаешь. Другое дело, по чему они бегают. Одеваются сапожки со специальными стельками защищающими подошвы от вулканического жара, и чешут по текущей лаве. При их стремительности бег превращался в вообще не фиксируемый глазом рывок. Представить — впечатляет. Так что бегайте все, убегая от избыточного веса. Ленивый умирает, что тоже хороший способ избавиться от лишних килограммов.

— А разве бегать по жидкому камню не опасно?

— Но это же и есть спорт.

— И прямо все добегают?

— Ну почему… Иногда сообщают о неудачах.

Ничего себе неудача! Вот он бежит себе, бежит, вдруг нога застревает в трещине остывающей лавы, останавливается, устаканивается и начинает медленно погружаться в оранжевое нутро, поджариваясь. Бррр! Степан, конечно, любит спорт, но не до такой же степени.

Зазвонил телефон.

— Салют. Мы когда-то встречались. Узнал?

— Спрашиваете! «Международная Компания морских купаний». Ну как ты там, солнце?

— Представь. Я растекаюсь по надувному матрасу, до берега эдак метров… порядочно, на море штиль, шаляй-валяй, во рыбка проплыла! — опахалы фотонные ласкают, тело мое загорает, сейчас так разомлею, о-о! Всё, что я хотела рассказать. Завидуй!

— Крыска! Не дразнись! А откуда у тебя мобильник?

— Взяла у одной женщины. Папик с ней амуры завел. Вон воркуют на бережку, удивлённые привычным. Ха-ха, она его кормила персиком, потом шлепнула им по лбу. Бегут теперь в море. Некогда мне тут с тобой! Оставлю трубу на берегу, да тоже нырну. Жарко очень. Целую.

Головатый перегнулся, разглядывая художника, чего тот лоснится от удовольствия.

— Помстилось, как меня в лоб шлепают персиком и нужно бежать в море обмываться.

— А-а. Море — это… лучше в море утонуть, чем в ванне.

— Да уж не по лаве бегать. Хорошо, давай тогда по порядку. Жульена нам Элечка подсунула. Кто он? Если ты говоришь, что типаж по темпераменту, то он ведь должен быть ребенком.

— В некотором роде он и есть ребенок. С Венеры.