Бросив опера и охранника, карлики, смешно закидывая ноги в бок, покатились по лестнице.
— Аби, Аби! — взрыдывал снизу знакомый голос.
— Убей меня нежно! Дайте, что ли Степану-мне-Андреевичу водки стакана два, во имя отца, дочки и святого неунывающего духа, — сбегая вниз праздновать воссоединение семьи и доглядывать такие впечатляющие пассажи баварского феста, бразильского карнавала и русской масленицы. На русской масленице христолюбивое воинство разве не балуется гранатометами? Тогда как это называется, гадские пацаны?!
Потом за воротами тюрьмы остановилось любопытное такси. Аби его сразу оприходовала, усадив папу-вольноотпущенника на переднее сиденье. Степан плюхнулся на заднее. Последнее, что увидел, как его подружка, прицелилась в сторону бензиновой лужи, вытекшей из автобуса и вышептала:
— Дэ фуа. И оба на месте.
Хлопнул два раза пистолет, пули высекли из камня искру, бензин вспыхнул, обдавая котельным жаром, и перепуганный шофер сорвал такси с места.
«Имена — отражения души, но тут какое-то несовпадение Абигель{
Ж
уль разбудил, вылизывая Степану пятку.— Гулять просишься, облоухий? Пускай тебя кто приголубил, тот и выгуливает.
Голова после вчерашнего потрескивала. И трудно понять, от чего больше. От выпитого ли, или от ужаса, которым его накануне нафаршировали, словно миролюбивую утку тротиловой гречкой. Пусть сумасшедшие не сомневаются в своей дееспособности разума и гуляют по тонкому миру, только ему, материалисту с, Красным дипломом, с такой тонкомерностью необходимо разобраться определённо.
Итак. Рукопожатие профессора — иллюзия? «Выплеснули с водой ребенка, уроды! Пойти в булочники, что ли, а, Стэпан?» Расставание на Бережковской набережной, само собой, два стакана водки после всего залить нутряной жар. Вон же стоит «Пшеничная» без двух третей. Или он не пил и тогда это не мастерская художественного оформления МГУ, а отроги Кара-Катау.
Пока принимал утренний туалет, мучила некая подмысль. Но когда в руке оказалась чашка кофе с кисловатым парком по бортику, оформилось конкретно. Если вчера воевали — сегодня автоматически в новостях нужно ждать сообщение. Самое время пошарить по программам телевизора. И конечно же, как всегда действовал основной закон энтропии — закон подлости. Когда не надо, кажется по всем каналам одни только новости, со всем этим утомляющим коктейлем из катастроф, военных переворотов, коррупции, светских сплетен, прочего дерьма. Сейчас же повтор голливудской муры, где главный герой, естественно в одиночку, спасает мир, юморист рассказывал о пьяной змее ползающей прямо, зайцевские «селёдки», демонстрирующие дезабильё, моталась по сцене от кулисы к кулисе сумасшедшая Жизель, знаменитая писательница мстила церкви за массовое истребление женщин, показывали очередную серию про юного волшебника с полунацистким шрамом на лбу, да третьеводняшнее заявление президента по поводу ввода национальной гвардии в Закавказье,
— Чучело! — ругнулся и по поводу заявления президента, но больше по поводу своей нетерпячки.
Терпячка кончилась. Схватив губную гармонику, вывалился на балкон помузицировать. Пастушеская песенка выдулась с такими похмельными рывками, что доведись коровам её услышать, у них молоко скисло бы ещё в сиськах. Оставил в покое музыкальный инструмент, вернулся в мастерскую и вдруг прыгнул к телевизору. У Жуля появилась новая игра: он переворачивал ведро на бок, забирался внутрь и катался по полу с грохотом и довольным уханьем.
— Тише ты, паразит!
«По сообщению главного пожарного управления, за вчерашний день отмечена серия бытовых пожаров. Сильнейший пожар произошёл в тюрьме «Матросская тишина». Огонь у центральных ворот был такой силы, что металлические ворота от жара обрушились. Выясняется причина возгорания. Специалисты ищут выход газа из подземных коммуникаций. Жертв нет. Можно сказать, анекдотичный случай произошел на Плющихе. Женщина вылила ацетон в унитаз. Её муж пошел курить в туалет и спичку бросил под себя. Граждане! — призвала пресс-секретарь, не выдержав и разулыбавшись по поводу незадачливой семейки. — Будьте осторожны с огнём!»
Художник же лупит ладонью по лбу и орёт:
— Как это, жертв нет, три холеры, две чумы?! Там жертв не занимать стать!
У него, что, отсутствие хрусталика в глазу? Видел он жертвы! Видел белые ромашки. Лютики-одуванчики видел. Видел оторванную руку. Действительно, оторванная рука напоминает цветок шагов за двести, со сжатым кулаком — розочку, с растопыренными пальцами — ромашку.
— Хайль!
В дверях Бадя-Форшмак улыбался на ширину косяков, протягивая на ладони кольцо.