Я снова надела танцевальную одежду. Простую и легко снимающуюся со спортивным лифчиком под ней — не то, чтобы мне разрешили бы оставить его.
Я видела, как работают художники по телу. Кожа была холстом, а не ткань.
Он попятился, когда я подошла к нему, его глаза скользнули по мне.
— Это называется «ты опоздала». Я хотел начать работу в девять.
Я не позволила его холодности причинить мне боль. То, что произошло между нами прошлой ночью, придало мне смелости. Я научилась справляться с этим после того, как он бросил меня, когда мы были моложе. Это был урок, который мне не хотелось получать — самый трудный урок, — но все равно я его усвоила. Стена, которая потребовалась, чтобы выжить от его безразличного, равнодушного лица, была выстроена по кирпичику.
Это умение превратилось в стальную решимость не позволить ему оттолкнуть меня во второй раз.
Я вздернула подбородок.
— Ну, ты должен был попросить меня приехать раньше, чтобы у нас было время подготовиться.
Он ощетинился, когда я сбросила свою сумку и положила ее на его стол-палитру, прежде чем снять куртку. На складе было не то чтобы холодно, но и не тепло. В объявлении было честно сказано, что невосприимчивость к холоду является обязательным требованием.
Он тяжело сглотнул, отрывая взгляд от моей груди.
— Я советую тебе не дерзить своему боссу, особенно учитывая, что ты работаешь меньше двух минут.
— Да, примерно так. — Я пробежала пальцами по крышкам банок с радужной краской, довольная, что его, похоже, волнует мое тело. — Тебе нужно, чтобы я подписала контракт?
— Нет. — Он повернулся к воздушному пистолету, возясь с циферблатом и проверяя узкие шланги. Его джинсы выглядели так, будто тот уже начал рисовать, с пятнами и брызгами краски. Его серая футболка имела тот же самый вид — очевидно, это его униформа во время работы.
— А как насчет оплаты? — спросила я так храбро, как только могла.
— В конце ты получишь наличные.
— А как же налоги?
— А что с ними?
— Эм, смерть и налоги? Два страха, на которые всегда можно положиться.
— Ты хочешь сказать, что у тебя в кармане полно денег, и ты с радостью их отдашь?
Я отрицательно покачала головой.
— Я говорю, что у меня нет выбора.
Он бросил на меня многозначительный взгляд. Взгляд, который говорил об истории и трудностях, но оставался профессиональным и отстраненным.
— Наличка. Вот в чем дело.
— А, так это ты не хочешь платить налоги, — улыбнулась я, изо всех сил стараясь заслужить ответную реакцию. Он нахмурился.
— Я плачу за себя, — блеснуло сожаление, прежде чем он бессердечно отрезал, — но ты временный работник, и я не собираюсь возиться с документами.
Ауч.
Похоже, в этой игре он был лучше меня.
Моя энергия иссякла, принять правила сегодняшнего дня было нелегко.
Наверное, это будет самое трудное, что я когда-либо делала.
Я молча кивнула.
— Наличка подойдет.
— Конечно, подойдет. — Он понизил голос, как делал обычно, когда обсуждал свою дерьмовую жизненную ситуацию, будучи ребенком. — Даже минимальный кэш будет оплачивать твою аренду.
Мое сердце екнуло.
Он был мастером в том, чтобы заставлять меня хотеть ненавидеть его, но под этим каменным фасадом была нежная, щедрая душа.
Знала, что он не мог так сильно измениться.
Но не знала, моя предыдущая история с Гилом была благословением или проклятием. Если бы мы были совершенно незнакомы, я бы списала его отношение на то, что он был угрюмым боссом с проблемами в характере. Но из-за того, что он делился со мной своими секретами, из-за того, что доверял мне больше, чем кому-либо, из-за того, что позволял мне видеть его уязвимым и милым, я знала, что бездомность была очень реальной угрозой для младшего Гила и, скорее всего, испортила мировоззрение старшего.
Может быть, он и был знаменитым художником по телу, но, кроме инструментов своего ремесла, у него не было никакой роскоши на складе. Никаких дорогих картин или дизайнерской мебели. Пространство было пустынным и неухоженным.
Еще один побочный продукт жизни в заброшенном доме с отцом и нелегальном опыте? Или личный выбор, оставаясь стерильным и одиноким?
Мои плечи опустились, отягощенные вопросами, которые я не могла задать.
Гил тяжело вздохнул.
Я поймала его взгляд и почувствовала, как сильно забилось сердце.
Его губы изогнулись в едва заметной улыбке. Улыбке, которую я уловила, прежде чем она была задушена мрачным равнодушием.
Мог ли он читать меня так же хорошо, как в юности? Мог ли видеть, как я изо всех сил стараюсь не требовать ответов и вполне реальную угрозу броситься в его объятия и поцеловать его?
Если он и мог читать мои мысли, то не показывал этого.
И я определенно не могла больше читать его.
Он снова вздохнул, как будто переосмысливал все, что касалось нас.
Может там еще остались... мы?
— Идем. Я покажу тебе, где ванная комната. Мне нужно работать.
Я скрестила руки на розовом топе и последовала за ним. Его длинные ноги преодолевали расстояние гораздо быстрее, чем мои короткие.