Художник моего тела (ЛП)

Его спина вздрагивала под заляпанной краской серой футболки. Его тело было напряженным и недосягаемым. Несмотря на то, что я отнеслась бы к этому соглашению с профессионализмом и соответствующим подчинением сотрудника своему боссу, я не могла остановить свое внутреннее пробуждение от его добровольного бездействия.

После Джастина у меня были и другие парни. Я была с одним парнем за год до несчастного случая. У меня была пара интрижек, когда я изо всех сил старалась залатать разбитое сердце, но Гилберт Кларк всегда был тем, кто уходил.

Мальчик, которого я никогда не забуду.

Боже, пожалуйста, остановись.

Перестань делать мне больно.

Остановившись, Гил махнул рукой в сторону маленькой комнаты рядом с его кабинетом.

— Туда. Не задерживайся надолго. — Он вытер рот и опустил взгляд в пол. — Разденься, надень халат и возвращайся.

Не дожидаясь ответа, он прошествовал обратно к своему рабочему месту, прежде чем я успела согласиться.

Я наблюдала за ним.

Я скучала по нему.

Возьми себя в руки.

Оторвав от него взгляд, я вошла в ванную и обнаружила там гораздо больше места, чем ожидала. В душе виднелись потеки краски от других, смывавших картины Гила. На двойном туалетном столике лежали ватные тампоны и салфетки, чтобы сделать то же самое. Чтобы стереть многочасовые детали и перфекционизм.

После просмотра его видео на YouTube казалось неправильным, что это было место, где его творения умирали. Жалкая смерть для стольких выдающихся произведений.

Одна из моих любимых работ, которую он сделал, — в черном капюшоне и с закрытым лицом — была на двух женщинах, прижатых друг к другу, их руки были сложены так, что их человеческие формы превратились в колибри.

Благодаря технике Гила с металликом и тенью, их кожа превратилась в радужные перья, мерцающие с такой точностью.

Как он это выносит?

Как мог так долго заставлять что-то оживать только для того, чтобы сделать несколько фотографий, а затем спустить это в канализацию?

Мое отражение насмехалось надо мной, когда я подошла к туалетному столику и схватила свои длинные, до плеч, темно-русые волосы. Скрутив их в жгут, я сделала пучок у основания шеи и закрепила его резинкой с запястья.

Как только мои волосы были уложены, я обыскала стены в поисках халата.

Никаких крючков. Никаких мантий.

Где же он?

Я бродила взглядом по белому кафельному пространству, пока не остановилась на куче одежды, завернутой в пластиковый сверток в углу. И ожидала увидеть халат — в единственном числе. Как что-то висящее на двери ванной.

Я должна была догадаться, что у Гила было несколько девушек-холстов, чтобы рисовать. Следовательно, ему понадобилось несколько халатов. Судя по их количеству, он заказал оптом.

Тяжело вздохнув, снова чувствуя боль, я схватила верхний сверток, разорвала и вытряхнула пахнущую нафталином одежду.

Я сняла леггинсы и топ, оставив черные стринги и спортивный бюстгальтер.

Надев халат, я пожала плечами своему отражению и направилась обратно на склад, где в воздухе танцевали ароматы свежей краски, растворителя и цитрусовых. Запах становился все сильнее по мере того, как я приближалась к Гилу.

Он стоял спиной ко мне и что-то смешивал, наклонив голову, чтобы посмотреть, как он совершает это действие. Его левая рука сегодня выглядела так же, как и правая, хотя на подбородке все еще виднелся синяк.

Остановившись рядом с ним, я мягко спросила:

— Кто тебя вчера покалечил?

Он напрягся.

— Никто.

— Но кто-то же сделал это.

Поставив банки с краской на стол, он повернулся ко мне. И впервые внимательно посмотрел на меня. По-настоящему изучал меня.

И мне захотелось вернуться в ванную и надеть еще три халата для защиты. Его суровые глаза раздевали меня, как будто он имел полный доступ к моей депрессивной, непринужденной жизни. Как будто мог видеть мои ошибки, мои неудачи.

Глубоко в его взгляде таилась тень того мальчика, которого я любила. Молчаливое извинение. Желание большего. Вот та проклятая связь, которую нельзя было игнорировать.

Но он прочистил горло и оттолкнул эту мягкость прочь. Сжав челюсть, Гил склонил голову набок и обошел меня с педантичной медлительностью.

Каким-то образом я поняла, что он покинул мир людей и стал таким же жестоким и прекрасным, как оружие. Оружие, которое резало краской, убивало краской и больше не видело во мне человека.

Я была просто чистым холстом.

Бесцветный листок бумаги, готовый для его творчества.

— Сними халат.

Я вздрогнула.

Мои мышцы напряглись. У меня свело живот. Я боролась с чопорной пристойностью и проклятием изголодавшейся похоти.

Его присутствие, казалось, усилилось. Цитрусовый аромат одурманил меня.

Гил застонал себе под нос, когда я не подчинилась, звуча так же смущенно и голодно, как я чувствовала. Прочистив горло, он проворчал строго контролируемым голосом:

— Сними, Олин.

Приказы, которые мог бы отдать любовник.

Инструкции доставлены с градом.

Я снова вздрогнула от произнесения им моего имени.