Худшие подруги

я уже не могу сдержать широкую улыбку.

«Ну вот и хорошо. Я так счастлива, что не верю ни в смерть, ни в

горе. Особенно сейчас, когда ты подошел так близко ко мне. Никто

никогда не подходил ко мне так близко. И не обнимал меня. Ты

обнимаешь меня так, как будто имеешь на это право. Мне это

нравится, очень нравится. Вот сейчас и я тебя обниму…»

Произнеся одну из последних реплик, крепко хватаюсь за плечи

Макара и не хочу отпускать его никогда и никуда. А во время нашего

постановочного поцелуя на сцене, когда парень лишь едва касается

губами моих губ, сердце колотится с такой страшной силой, что

кажется, в зале дребезжат окна… Хотя скорее всего, это снова от

волнения звенит у меня в ушах.

Когда Яков Ефимович произносит последние слова: «Не

остывайте, не отступайте – и вы будете так счастливы, что это просто

чудо!», кулисы потихоньку закрываются, и мы слышим бурные

овации. Продолжаем стоять с Макаром в обнимку… Я боюсь, что он

выпустит меня из объятий, но Бойко продолжает крепко держать за

плечо, а я держу его за талию. Я жмусь все ближе и чувствую, как

громко и отчаянно стучит сердце Макара. Ребята и Яков Ефимович с

восторженными счастливыми улыбками смотрят друг на друга.

Спектакль прошел отлично. Без сучка и задоринки, если не считать

Дымарского, забывшего слова. Зиновий снова открывает кулисы, и

многие делают шаг вперед для поклона, а мы с Бойко стоим, словно

приклеившись, не смея посмотреть друг на друга. Когда кулисы

закрываются во второй раз, ребята оживленно обсуждают, куда теперь

можно завалиться после спектакля, чтобы отметить премьеру.

Уговаривают худрука отправиться вместе со всеми. На удивление, нас

никто не трогает и ни о чем не спрашивает… Только напоследок, покидая сцену, Стас громко спрашивает у Бойко:

– Макар, вы к нам присоединитесь?

– Да, чуть позже, – откликается он, и я чувствую, как

взволнованно и хрипло звучит его голос.

Наконец мы остаемся одни. В зале еще слышно оживление.

Зрители потихоньку покидают актовый зал. Я поднимаю голову и

смотрю в глаза Макару. Бойко в ответ глядит на меня. На сцене уже

погасили основной свет, и мы стоим впотьмах за огромными

плотными портьерами. Стоим, обнявшись, с самого спектакля, и

смотрим друг на друга. Мне так многое хочется сказать Макару… Про

свои сильные чувства, про долгую «слепоту», про главную ошибку –

Олега… Ведь Бойко ничего не знает. Он злится на меня, он обижен. И

почему вдруг так просто снова меня обнимает – и вид у него такой, будто вот-вот хочет сообщить мне что-то хорошее. Но мы оба не

говорим ни слова, изводя друг друга молчанием. В зале становится

еще тише, потихоньку гаснут и остальные лампы. Мое сердце вновь

колотится как сумасшедшее.

Мы с Макаром еще несколько секунд стоим, а затем, не

сговариваясь, тянемся друг к другу и начинаем целоваться. Теперь все

по-настоящему.

Гула в ушах больше нет, но сердце продолжает дико толкаться в

груди. А когда между поцелуями я слышу в ухо горячий шепот –

признание в любви, меня и вовсе захлестывает волна огромного, вселенского счастья. Я не раз слышала признания от Макара, но они

были дурашливыми и какими-то издевательскими. А сейчас…

Сейчас… Поначалу я не нахожу слов, лишь крепче обнимаю Бойко, но

затем все-таки шепчу в ответ:

– И я… я люблю. Представляешь, люблю! Люблю, Макар.

Люблю.

Мне хочется плакать и счастливо смеяться одновременно. Ведь я

не могу поверить, что бывает вот так: отчаянно и неожиданно… Как

вспышка, которая ослепила все вокруг. И никуда от нее не скрыться.

– Знаю. – Макар внезапно отстраняется и серьезно смотрит мне в

глаза. – Я понял, что ты меня любишь, раньше, чем ты поняла это

сама…

– Бойко, ты опять выпендриваешься? – тихо смеюсь я и тянусь за

поцелуем.

Но Макар продолжает:

– Брось, я ведь видел, как тебе небезразличны наши кошки-мышки… Именно поэтому не отступал.

Несколько секунд я задумчиво молчу. В какой момент Макар

захотел меня отпустить? Лишь когда решил, что я всерьез влюбилась в

другого парня? Но это неправда! Та симпатия оказалась обманом…

Бойко продолжает смотреть на меня с непонятной тревогой. Тогда

я широко улыбаюсь и признаюсь:

– Я больше не хочу убегать, Макар. Ты меня поймал.

Сначала мы целуемся за кулисами, а потом в зале, усевшись

вдвоем на одно из кресел. И хотя свет давно погасили, вокруг тускло

переливаются новогодние гирлянды на высоких окнах. И я, сидя у

Бойко на коленях в ворохе тюля многочисленных подъюбников, так

счастлива, будто уже получила подарок на Новый год. Просила у Деда

Мороза одно, а он неожиданно принес мне другое – в миллиарды раз

круче. Главный подарок всей моей жизни.

– А можно набить морду твоему любимчику Дымарскому? –

неожиданно спрашивает Макар, оторвавшись от моих губ.