Худшие подруги

Услышав из зала смешок, не могу сдержать злорадную улыбку. Может, игра в баскетбол и приносит Олегу удовольствие, но с драмкружком Дымарский просчитался. Сцена доставляет ему огромный дискомфорт. Отыграв свою роль и скрывшись за кулисами, раскрасневшийся Олег, не глядя на меня, хватает куртку и убегает. Вряд ли он вернется к концу спектакля… Мне на правах его «девушки» следовало бы броситься следом и попробовать успокоить. Но во-первых, скоро мой выход… А во-вторых, я – не его девушка. В Олеге Дымарском мне теперь отвратительно абсолютно все. И смех, который когда-то казался волнующим, и повадки, и даже «очаровательные» ямочки на щеках…

Перед третьим действием, отойдя к заднику, замечаю, как в зал проникает Юдин. Хорошо, что у меня сейчас нет слов, иначе бы я обязательно сбилась… Наблюдаю, как Глеб отыскивает взглядом темную макушку Таси и пробирается к Козырь. Позади подруги как раз пустует место… Я стараюсь не улыбаться. Кажется, Глеб в этот момент смотрит на меня. Внезапно парень прикладывает палец к губам, и я еле заметно киваю. Сердце взволнованно стучит… Если ребята поговорят по душам, я буду на седьмом небе от счастья. Независимо от того, как пройдет их разговор. Главное – начать его и открыться друг другу.

Наконец моя реплика. Я делаю шаг вперед и произношу речь. Затем, от волнения позабыв обо всем, скрываюсь за кулисами. Когда перед импровизированным звонком на антракт снова выглядываю в зал, оба кресла в предпоследнем и последнем рядах пустуют. И теперь я уже не могу сдержать широкую улыбку.

«Ну вот и хорошо. Я так счастлива, что не верю ни в смерть, ни в горе. Особенно сейчас, когда ты подошел так близко ко мне. Никто никогда не подходил ко мне так близко. И не обнимал меня. Ты обнимаешь меня так, как будто имеешь на это право. Мне это нравится, очень нравится. Вот сейчас и я тебя обниму…»

Произнеся одну из последних реплик, крепко хватаюсь за плечи Макара и не хочу отпускать его никогда и никуда. А во время нашего постановочного поцелуя на сцене, когда парень лишь едва касается губами моих губ, сердце колотится с такой страшной силой, что кажется, в зале дребезжат окна… Хотя скорее всего, это снова от волнения звенит у меня в ушах.

Когда Яков Ефимович произносит последние слова: «Не остывайте, не отступайте – и вы будете так счастливы, что это просто чудо!», кулисы потихоньку закрываются, и мы слышим бурные овации. Продолжаем стоять с Макаром в обнимку… Я боюсь, что он выпустит меня из объятий, но Бойко продолжает крепко держать за плечо, а я держу его за талию. Я жмусь все ближе и чувствую, как громко и отчаянно стучит сердце Макара. Ребята и Яков Ефимович с восторженными счастливыми улыбками смотрят друг на друга. Спектакль прошел отлично. Без сучка и задоринки, если не считать Дымарского, забывшего слова. Зиновий снова открывает кулисы, и многие делают шаг вперед для поклона, а мы с Бойко стоим, словно приклеившись, не смея посмотреть друг на друга. Когда кулисы закрываются во второй раз, ребята оживленно обсуждают, куда теперь можно завалиться после спектакля, чтобы отметить премьеру. Уговаривают худрука отправиться вместе со всеми. На удивление, нас никто не трогает и ни о чем не спрашивает… Только напоследок, покидая сцену, Стас громко спрашивает у Бойко:

– Макар, вы к нам присоединитесь?

– Да, чуть позже, – откликается он, и я чувствую, как взволнованно и хрипло звучит его голос.

Наконец мы остаемся одни. В зале еще слышно оживление. Зрители потихоньку покидают актовый зал. Я поднимаю голову и смотрю в глаза Макару. Бойко в ответ глядит на меня. На сцене уже погасили основной свет, и мы стоим впотьмах за огромными плотными портьерами. Стоим, обнявшись, с самого спектакля, и смотрим друг на друга. Мне так многое хочется сказать Макару… Про свои сильные чувства, про долгую «слепоту», про главную ошибку – Олега… Ведь Бойко ничего не знает. Он злится на меня, он обижен. И почему вдруг так просто снова меня обнимает – и вид у него такой, будто вот-вот хочет сообщить мне что-то хорошее. Но мы оба не говорим ни слова, изводя друг друга молчанием. В зале становится еще тише, потихоньку гаснут и остальные лампы. Мое сердце вновь колотится как сумасшедшее.

Мы с Макаром еще несколько секунд стоим, а затем, не сговариваясь, тянемся друг к другу и начинаем целоваться. Теперь все по-настоящему.

Гула в ушах больше нет, но сердце продолжает дико толкаться в груди. А когда между поцелуями я слышу в ухо горячий шепот – признание в любви, меня и вовсе захлестывает волна огромного, вселенского счастья. Я не раз слышала признания от Макара, но они были дурашливыми и какими-то издевательскими. А сейчас… Сейчас… Поначалу я не нахожу слов, лишь крепче обнимаю Бойко, но затем все-таки шепчу в ответ:

– И я… я люблю. Представляешь, люблю! Люблю, Макар. Люблю.

Мне хочется плакать и счастливо смеяться одновременно. Ведь я не могу поверить, что бывает вот так: отчаянно и неожиданно… Как вспышка, которая ослепила все вокруг. И никуда от нее не скрыться.