Но внезапно, прежде чем Леша успел прикоснуться к моим губам, его голова дернулась назад, а глаза на чем-то сфокусировались. Я проследила за его взглядом и задохнулась.
Мама.
Ее взгляд был прикован к нам, а ее голубые глаза пристально изучали нас. Я же вернула взгляд к Леше и заметила, что его лицо было безучастным. Но он не отстранился от меня и не убрал руку. Его большой палец начал выводить на моей коже успокаивающие круги и я судорожно выдохнула, пытаясь унять бешеное биение сердца.
— Почему бы вам не присесть, дети, — сказала мама, подойдя к нам. — Мы начнем есть, как только к нам присоединится твой отец, Ксюша.
— Я уже здесь, — подал голос папа, появившись на кухне. — Давайте садиться.
Мама бросила на него уничтожающий взгляд, от которого папа поморщился, прежде чем занял свое место во главе стола. Мама села справа от него. Я сделала еще один глубокий вдох и тихо выдохнула, прежде чем потянуть Лешу за стол.
Это было близко. Очень близко.
Если бы папа застал нас в такой интимной позе, я была уверена, что он бы взорвался. Интересно, а что было на уме у мамы, когда она увидела нас в шаге от поцелуя?
Леша занял место рядом со мной, и, казалось, был абсолютно невозмутим, будто бы его совершенно ничего не беспокоило. Еду стали передавать по кругу, а я в это время наблюдала, как папа продолжал бросать на Лешу неодобрительные взгляды, пока мама молча за всем наблюдала.
А что делала я? Я нервничала.
— Ксень, это все, что ты собираешься съесть? — спросила мама.
Я непонимающе посмотрела на свою тарелку, а потом вымолвила ответ:
— Я просто не очень голодна.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут ее взгляд перескочил на другого участника нашего застолья. Леша взял мою тарелку и принялся накладывать мне больше еды. Я хотела запротестовать, но он прервал меня одним лишь взглядом.
— Ешь, — пробормотал он низким тоном. — Ты почти ничего не съела за обедом.
— Но…
Его рука взяла мою руку и нежно сжала ее. Затем он отпустил ее и, не говоря больше ни слова, принялся за еду.
Я сидела, застыв на месте, не зная, что сказать о непринужденной способности Леши быть ласковым даже в присутствии моих родителей.
Я знала, что я чувствовала в ответ на его заботу. Но я не знала, как к этому отнесутся мои родители. Переведя взгляд на них, я заметила с каким бесстрастным выражением лица мама приступила к еде. Папа же выглядел крайне раздраженным и сжимал вилку в кулаке, как потенциальное оружие против чужака в его доме. А мне ничего не оставалось, кроме как приступить к напряженной трапезе.
Пытаясь успокоить себя, я начала есть, хотя совершенно не чувствовала вкуса еды.
12.2. Одобрение или запрет?
“Ты просто делаешь меня счастливой.”
Эти слова звучали в моей голове и отдавались эхом в груди.
А ее улыбка во время признания была такой охренительно милой, что я с трудом сдержал порыв сжать ее в своих объятьях до хруста костей. Мне нравились абсолютно все ее улыбки. И мне нравилось быть их причиной. Но эта улыбка больше остальных запала мне в душу.
Но больше Ксюша не улыбалась.
А все из-за этого проклятого ужина.
Ужин проходил в напряжении, молчании и неловкости. Решив воспользоваться возможностью, я стал понаблюдать за семьей Соколовых. Наталья Васильевна явно была главой семьи. Когда она говорила, все ее слушали. Абсолютно все. Будь то дочь или муж. Анатолий Геннадьевич был принижен своей женой, но, кажется, не собирался менять подобного положения дел.
Насколько я мог судить, Ксюша унаследовала привлекательную внешность от матери, а характер — от отца. Впрочем, спокойный и покорный фасад последнего не мог меня больше обмануть. Было ясно, что отец Ксюши был готов на все, чтобы защитить свою семью. Ксюша, должно быть, унаследовала свой внутренний стержень от него. Но тихий нрав Ксюши не позволял ей в должной мере демонстрировать его.
Я видел, что Ксюша, не переставая, нервничала. Что касалось меня, то я не беспокоился о том, как пройдет ужин и что огласят ее родители по итогу. Нет, я беспокоился только о Ксюше, которая с каждой минутой становилась все бледнее и бледнее.
— Ксень, салат восхитителен, — заговорил ее отец, нарушив молчание.
— Это просто салат, папа, — уклончиво ответила Ксюша, не поднимая глаз от своей тарелки.
Анатолий Геннадьевич заметил, что я наблюдал за ним, и сердито зыркнул в ответ. Я вопросительно поднял бровь. Казалось, будто он обвинял меня в поведении Ксюши по отношению к нему.
Серьезно?!
Неужели он решил, что я донес на него Ксюше? Это же до абсурда смешно.
— Итак, Леша… — начала Наталья Васильевна, но осеклась.
Ксюша уронила вилку, которая ударилась о край тарелки с громким звоном, остановив жизнь на кухне. Переведя взгляд на нее, я заметил, как сильно дрожали ее руки.
— Прости, мам. Она выскользнула, — пробормотала она оправдание в свою тарелку.
Бля… Когда же этот ужин уже закончится?
Я видел, как она была напряжена, и мне не нравилось видеть ее такой. Ей нужно было перестать волноваться.
Я же делал Ксюшу счастливой, это были ее слова.