Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Что касается дверей, в больших трамваях их захлопывал водитель из кабинки, автоматически, а в Поселковых вагончиках дверь типа складной ширмы на шарнирах, фанерная. Приехал на свою остановку, подходишь к двери и тянешь на себя среднюю ручку, чтоб ширма малость сложилась и дала отвести себя в сторону, открывая ступеньку для спуска. А при вспять-направленном действии: поднимаешься и тянешь крайнюю ручку, чтобы ширма малость распрямилась, толкаешь среднюю ручку, чтоб полностью закрыла дверь – поехали! Но кому оно надо, всё это алгоритмичное мозгодёрство? Поэтому трамваи по Посёлку КПВРЗ катались с дверями нараспашку, пока мороз не придавит… А чтобы трамваи могли уступать друг другу путь, имелись две остановки с раздвоенной колеёй: одна возле школы № 13, а вторая по середине Первомайской…

Туалет в Клубе Завода находился на первом этаже, в самом конце очень длинного коридора, что начинался от двери библиотеки и тянулся между стен не только глухих, но и тесных. Раскинув руки дотянешься сразу до обеих. Не коридор, а штольня с плафонами лампочек на потолке. В тёмно-зелёной краске стен иногда попадались двери с табличками: «Детский сектор», «Эстрадный оркестр», «Костюмерная» и, уже на подходе к туалету, «Спортзал». Все постоянно запертые двери нерушимо хранили глубокую тишь, только из-за двери спортзала иногда доносилось целлулоидное цоканье шарика пинг-понга или железный лязг блинов штанги.

Но вот однажды мне услышались звуки музыки на пианино за дверью Детского сектора, которые заставили меня постучать. Внутри раздался крик «заходи!», что я и сделал.

Небольшая смуглая женщина в стрижке чёрных волос, с широким, но правильным разрезом ноздрей, сидела за пианино под стеной из сплошных зеркальных квадратов. Напротив двери струился свет сквозь ряд из трёх окон вознесённых над полом, а под ними, поверх ребристой трубы отопления, балетный поручень тянулся вдоль всей стены. Левая часть комнаты скрывалась высокой ширмой для представлений кукольного театра, а перед ней необыкновенно длинный и узкий, словно в трапезной, стол с плотно-коричневой столешницей в обивке тугим линолеумом. И тогда я сказал, что хочу записаться в Детский сектор.

– Очень хорошо, давай знакомиться. Я – Раиса Григорьевна, а ты кто и откуда?

Она рассказала мне, что бывшие актёры слишком повырастали все или уехали в другие города и для возрождения Детского сектора мне надо привести своих друзей из школы. Я развернул бурную агитацию в классе. Чепа и Куба как-то сомневались, да на шо оно нада! Однако, призадумались и согласились, когда я объяснил, что длинный стол вполне пригоден для настольного тенниса, ну и что, что узкий? И пара девочек тоже пришли из любопытства. Раиса Григорьевна устроила всем восторженный приём и мы начали репетировать кукольно-театральную постановку «Колобок» по одноимённой сказке.

Наша наставница обучила нас искусству кукловодов перчаточных кукол, чтобы те не заныривали ниже ширмы покидая поле зрения зрителей. Мы собирались в Детском секторе дважды в неделю, но иногда Раиса пропускала репетиции или опаздывала и для таких случаев ключ постоянно пребывал на подоконнике в комнате художников вестибюльного списка фильмов на месяц. Они любили свободу и вообще не запиралась, а держали свою дверь настежь для посещений как постоянными поклонниками их таланта, так и одноразовыми любителями искусств…

Ключ податливо проворачивался в двери Детского сектора и мы часами играли в теннис на длинном столе, правда, мячиком для большого тенниса. Игра шла без ракеток даже, которых запросто заменяли школьные учебники в твёрдых обложках, лишь бы не слишком толстый, а сеткой тоже служили книжки—корешком кверху и чуть раздвинуть, для устойчивости. Да, особо резкие удары их сшибали, но и чинилась такая сетка секундально.

Нелёгок и изнурителен труд кукловода, как умственно – надо переписать реплики твоего героя и выучить их наизусть, так и физически – держи, держи, ещё держи вскинутую руку с обутой на три пальца куклой. Во время репетиций актёрствующая рука немеет и даже подпорка из оставшейся не спасёт. Да ещё начинает донимать ломота в шее из-за постоянной запрокинутости головы следящей за поведением куклы-лицедейки…

Зато потом, после представления, ты выступаешь из-за ширмы, чтобы встать перед ней, а вровень с твоим плечом в зал смотрит кукла на сунутых в неё трёх пальцах, и Раиса объявляет, что роль Зайца исполнил ты. И ты киваешь с театральным шиком, а Заяц у твоего плеча тоже кланяется, вызывая восторженный смех и аплодисменты аудитории…

О, тернии! О, сладость славы!.

Впоследствии многие из кукловодов отсеялись, но становой костяк Детского сектора—Чепа, Куба, и я— стойко продолжали приходить. Раиса стала пользоваться нами для кратких инсценировок про героических пацанов и взрослых времён Октябрьской революции или Гражданской войны. Для представлений мы гримировались, наклеивали настоящие театральные усы, одевали гимнастёрки и пускали дым из самокруток с махоркой завёрнутой в кусочки газеты, как научила нас Раиса, но не затягивались, чтобы не раскашляться.