С этими инсценировками мы ходили по цехам Завода, которые покрупнее и где имелся Красный Уголок для цеховых собраний, чтобы выступать там в обеденный перерыв на крохотных сценах, пока рабочие в спецовках жуют свою сухомятку из газетных свёртков. Им особенно нравился момент с самокрутками…
Дважды в год Клуб закатывал грандиозный концерт художественной самодеятельности, на котором Директор Клуба, Павел Митрофанович, читал прочувственные стихи посвящённые Партии, а ученики Анатолия Кузько, учителя игры на баяне при Клубе, отыгрывали свои достижения. Но украшением программы являлись, конечно же, танцевальные номера Балетной Студии, потому что их балетмейстер, Нина Александровна, пользовалась заслуженной репутацией и к ней приезжали начинающие балетницы даже из других районов города. К тому же, Клуб располагал богатым гардеробом, так что для Молдаванского танца Жок студийцы красовались штанами в позументах и блёстками жилеток, а на Украинский Гопак выходили в шароварах шириною с Чёрное море и балетных сапогах красной кожи.
Аккомпанировала им всем, включая малолетних снежинок в балетных пачках, Аида, аккордеонистка-виртуоз, стоя за боковой кулисой сцены. А рядом с ней стояли и мы, в армейских гимнастёрках из костюмерной, в усах и морщинах нарисованных гримом, восхищаясь как классно она играет без всяких нот.
Красивый мужественной красотой электрик Мурашковский читал рифмованные гуморески и пел дуэтом с лысым токарем из Механического цеха «Два ко́льори моï, два кольори́» на Украинском языке. На правой руке Мурашковского не доставало трёх пальцев и прогал между большим и мизинцем он заполнял кружевным платочком как бы клешня краба и себе урвала с очередного галеона, что Билли Бонс пустил на дно. Две пожилые женщины исполняли романсы, но не дуэтом, а по очереди. Каждую в отдельности на сцену сопровождал Анатолий Кузько со своим баяном. Один глаз его не косил даже, а постоянно смотрел в потолок, с тобой разговаривает, а сам не здесь где-то. Это выбивает. Хотя начинающим баянистам, его ученикам, наверно не слишком мешало, им ведь в ноты заглядывать надо.
Для завершающего гвоздя и пика программы, упитанный блондин Аксёнов, Руководитель Эстрадного Оркестра, вёл к сцене сквозь односторонний мрак зрительного зала свою джаз-банду. Все инструменталисты в приятно-подогретом рабочем состоянии – дай только дорваться до синкоп. Барабаны и контрабас ждали их за кулисами с самого начала концерта в маленькой гримёрной позади сцены, но свой саксофон Аксёнов приносил собственноручно. Популярная блондинка Жанна Парасюк—тоже, между прочим, выпускница нашей школы—исполняла пару текущих шлягеров в сопровождении Эстрадного Оркестра и концерт заканчивался общей овацией и бурными криками «Бис!»
Зал на таких концертах был битком, не меньше, чем на каком-нибудь Индийском фильме из двух серий. Сцену заливал свет софитов с пола на самом её краешке, а также и с подвешенных над нею, и плюс к тому лучами боевых прожекторов с оконечности каждого из балконов. В потёмках прохода вдоль стены под правым балконом, танцоры Балетной студии рысили в Костюмерную Тёти Тани на первом этаже переодеться к следующим номерам.
Для представления героических инсценировок, Раиса научила нас правильно появляться из-за кулис и уходить за них не поворачиваясь спиною к зрителям, и как надо смотреть в зал – не на кого-нибудь конкретно, а так, в общем, на пятый или, примерно, шестой ряд. Хотя в жёстком излучении направленного в лицо прожектора даже и первые ряды сливались…
Так Клуб стал частью моей жизни, и если я долго не приходил домой после школы, там не переживали – опять торчу в Клубе…
Во тьме зимних вечеров мы сходились к трамвайным путям, потому что нашим излюбленным развлечением стало катание на «колбасе» трамвая. Так называлась решёточка из труб подвешенная под кабинкой водителя. Мы устраивали засаду на остановке, заходили трамваю в хвост, а когда тот трогался, прыгали на «колбасу» схватываясь за маленький выступ под окном в пустой кабинке водителя. Выступ совсем гладкий, уцепиться не за что, и приходилось часто перехватываться и напрягать пальцы на том, что есть. Трамвай грохочет и несётся, дрыгается на стыках рельс, «колбаса» упруго прыгает под ногами – ух-ты! клааасс!.
Самый скоростной участок между Базаром и нашей школой. Именно там трамваи начинали думать, что они гонщицкая Формула 1—та-дах! та-дах! – и там же мои закоченелые пальцы однажды начали соскальзывать со скользкого выступа, но Чепа крикнул «держись!» и притиснул их сверху своей ладонью, но тут Куба проорал «капец!», потому что его пальцы соскользнули, и он соскочил с «колбасы» несущейся с первой космической. Хорошо, что он не всадился в ствол какого-то из Тополей и выбежал навстречу нам из темноты, пока трамвай дожидался встречного, чтоб разминуться возле школы. Мы без потерь его догнали и продолжили…