Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Итак – вперёд, обратно в поворотный 1961… Чем замечателен этот год (помимо выпуска меня из старшей группы детсада на Объекте)?

Ну, во-1-х, как ни крути его, цифра не меняется – «1961». Кроме того, в апреле обычное течение программ из коричневого ящика на стене детской оборвалось, радио умолкло на несколько минут и подавала признаки жизни лишь треском помех, покуда набатный голос диктора Левитана не объявил, что через час будет зачитано важное правительственное сообщение. Баба Марфа начала вздыхать и украдкой креститься… Однако, когда к назначенному часу вся семья собралась в детской комнате, голос Левитана проколоколил с ликованьем про первый полёт космического корабля с человеком на борту. Наш соотечественник Юрий Гагарин за 108 минут облетел земной шар и открыл новую эру в истории человечества…

В Москве и других главных городах Советского Союза люди вышли на улицы в незапланированной демонстрации, прямо со своих рабочих мест—в халатах и спецовках—некоторые несли большие листы ватмана с написанными от руки плакатами «Мы первые! Ура!», а на Объекте в нашей детской переполненной бодрыми маршами из радио на стене, Папа нетерпеливо объяснял Маме и Бабе Марфе: —«Ну, и что тут не понять, а?!. Посадили его на ракету, он и облетел!»

Специальный самолёт с Юрием Гагариным на борту подлетал к Москве и, всё ещё в полёте, его произвели из Лейтенанта прямиком в Майора. К счастью, на борту нашёлся запасной комплект обмундирования и в аэропорту он сошёл по трапу с большими майорскими звёздами в погонах светло-серой офицерской шинели, чтобы, чётко печатая парадный шаг, пройти по ковровой дорожке от самолёта до Правительства в плащах и шляпах. Шнурки на одном из начищенных ботинков как-то развязались по пути и хлестали дорожку на каждый парадный шаг, но он даже виду не подал и, в общем ликовании, никто их не заметил.

(…много лет спустя, в который раз просматривая кадры знакомой кинохроники, они вдруг бросились в глаза, хотя прежде как все, наверное, остальные зрители, я видел только лишь лицо Гагарина и отличную выправку… Заметил ли он сам? Не знаю. Но всё равно держался чётко и уверенно и, вскинув ладонь под козырёк своей фуражки, отрапортовал, что задание Партии и Правительства успешно выполнено…)

Стоя под настенным радио на Объекте, я слабо представлял как можно облететь земной шар верхом на ракете, но раз Папа это говорит, значит так открываются новые эры…

Месяца два спустя произвели денежную реформу. На смену широким и длинным кускам бумаги, явились явно укорочённые ассигнации, но копейки остались прежними. Эти, как и прочие не столь очевидные, детали реформы служили темой оживлённых обсуждений на кухне. В попытке приобщиться к миру взрослых, по ходу очередных дебатов я встал посреди кухни и заявил, что новые однорублёвые бумажки отвратительно желты, а Ленин на них даже и на Ленина-то не похож, а прям тебе чёрт какой-то. Папа бросил краткий взгляд на пару соседей участвовавших в дискуссии и резко приказал не лезть в разговоры взрослых, а сейчас же отправляться в детскую.

Чувствуя себя оскорблённым, я всё-таки унёс обиду молча. Выходит Баба Марфа может говорить что ей вздумается, а мне нельзя? Тем более, что мне уже случалось слышать восхищение моим умом, когда Мама болтала с соседками: —«Он иногда такие задаёт вопросы, что даже и меня в тупик ставят». После этих её слов я чувствовал гордое пощипывание в носу, как после ситра или минералки с пузырьками.

(…не тут ли корни моей мегаломании? Однако взбучка при обсуждении новых денег послужила мне хорошим уроком – не плагиатничай у бабки, а умничай своим, если отыщется, конечно…

И кстати, о носе. В домах других людей, в соседних квартирах или в отдельных домиках, как у Папиного друга Зацепина, всегда чувствуешь какой-то запах. Не обязательно противный, но всегда, и только у нас дома никогда ничем таким не пахнет…)