– Почему у меня был только один ребенок, и его теперь нет? – продолжила Алла. – Разве это справедливо? Почему бедняки рожают и рожают, не заботясь о будущем своих детей, а я потеряла единственную дочь, которую любила, холила и лелеяла? Разве это справедливо?
«Если у богатого господина много овец, а у простолюдина всего одна единственная…», – вспомнил я библейскую историю о Давиде. Все оставшееся время в гостях у Мунира и Аллы я только и думал о ее словах. Что на нее нашло? Почему она решилась отдельно от мужа заняться поисками ребенка и даже, как она сама выразилась, мстить. Может, дело в том, что, по ее мнению, ее муж не исполняет функции мужчины. Может, она считает, что он, защищая семью, приложил недостаточно усилий. И в итоге она разочаровалась в нем и теперь уже никогда не сможет полюбить.
А может, угодив в эмансипированное по сравнению с родной страной общество, Аля не захотела довольствоваться ролью тихой хозяйки у плиты. Когда у нее был ребенок, она с этим мирилась. А теперь она решила доказать, что не хуже мужиков в обществе, где мужчины перестали быть мужчинами.
После праздничного обеда, когда гости разошлись, я вытаскиваю слегка успокоившуюся Алю и Мурада на улицу. Сейчас ее нельзя оставлять одну. Приступ черной меланхолии в любой момент может повториться. Мы берем такси и едем на другую сторону Невы.
За долгие годы жизни в этом городе-музее у меня выработалось нечто вроде ритуала. Каждую пятницу, субботу или воскресенье я обязательно посещаю музеи, чтобы, как это ни пафосно звучит, прикоснуться к сокровищам духа человеческого и не быть отторгнутым от вершин мировой культуры. Живя в городе-музее, я хожу на экскурсии регулярно, как на работу. Обычно это Эрмитаж или Русский музей. Сегодня я решил сходить в Эрмитаж вместе с Алей и Мурадом, а потом сводить их в театр. Когда-то, по приезде в Питер, Алю поразила классическая опера. Особенно Пуччини. В «Мариинке» сегодня как раз давали «Мадам Баттерфляй». Билеты я купил заранее – это был мой второй подарок.
Находясь в отличном расположении духа, я решил так разгуляться, потому что затворническая жизнь порядком надоедает. К тому же черновой вариант романа почти закончен, и можно побаловать себя и своих близких. Осталась пара последних музыкальных аккордов для вдохновения. А красивая девушка в качестве спутницы в оперу – это только на пользу моему роману. Тем более такая изящная, с тонкой, ранимой душой, как Аля. Она, как и все женщины, – спасение этого мира от замкнутости и одиночества. Мне нравится общаться с ней и вообще быть рядом.
«Неужели женщина, родившая целый мир, способна мстить целому миру?» – думаю я, проходя через ворота с кованой решеткой во внутренний дворик-садик Эрмитажа. В голове не укладывалось, как одна и та же женщина может рожать и убивать.
Я специально привел Аллу во дворец, называющийся так же, как и ее богадельня, «приютом для странников». Привел, чтобы показать, что страдания и страждущие были всегда. Показать блудного сына Рембрандта и зачатие Данаи от золотого дождя-света Зевса, на которую маньяк-террорист пролил черный дождь серной кислоты…
Конечно, все залы за один раз обойти невозможно. И поэтому я хочу показать Алле и Мураду самое ценное и значительное. Мы поднимаемся по Иорданской лестнице – и прямиком к «Уходу Агари из дома Авраама», к «Иосифу и его братьям», к «Христу в терновом венце» и, наконец, к мадоннам Рафаэля и Леонардо да Винчи.
Я могу сидеть возле «Мадонны Бенуа» и «Мадонны Литта» часами, наслаждаясь их совершенством. Сидеть и размышлять о святости женщин. И об их способности через боль и страдание рождать счастье и спасение – себе и миру. Рождать оправдание и давать свет всему окружающему. Ибо все дети, принимая на себя грехи мира, наполняют мир непосредственной радостью, наполняют смыслом все вокруг себя и нас. Однажды, после бессонной ночи, я заснул под «Мадонной Бенуа». И это был один из самых благостных и светлых снов. Проснулся я от щелканья затворов и ослепляющих вспышек фотоаппаратов. Целая толпа японцев «фоткали» вовсе не шедевр Леонардо, а загадочную русскую душу.
Странное дело, сегодня, глядя на мадонн, я вспоминаю, что в Палестине террористок маскируют под беременных, а в Шри-Ланке учат прятать гранаты во влагалище. Когда Аля была беременной, мне все время попадались беременные женщины. Когда она гуляла с коляской, мне казалось, что город наводнили женщины с колясками. А вот теперь, когда ребенка Али похитили террористы, все женщины мне кажутся потенциальными террористками. А тут еще мой роман о террористах, через призму которого я вижу сейчас весь мир в дыму. Да я и сам весь в дыму, у меня словно лихорадка. Я будто вижу всю планету через кровавое месиво плаценты. Я занят своим романом, наполнен им до краев, я им беременен. Более того, я на сносях, на последнем месяце. Вот-вот должны отойти воды и родиться концовка.