ХВ Дело № 3 (СИ)

Услыхав это, Гоппиус потребовал, чтобы Татьяну тут же, немедленно оставили в покое, а с «конвоем» на Ловозеро отправится он сам — и самолично разъяснит начальнику экспедиции всю абсурдность его требований. На том и порешили: Гоппиуса усадили верхом на оленя (всё же он, как и остальные, целый день карабкался по крутым осыпям и изрядно устал) и отправились в обратный путь. За старшего в лагере он оставил меня со строгим указанием: первую половину завтрашнего дня посвятить исключительно отдыху.

Проводив «конвой», мы с энтузиазмом взялись за выполнение распоряжения начальства — а именно, хорошенько отдохнуть. Уселись у костра, стали жарить на углях ломтики оленины. Погранец после недолгих колебаний извлёк из вещмешка фляжку, в которой что-то призывно булькало; самогонка пошла по кругу, приводя нас в окончательно расслабленное и благостное состояние. Марк сходил в палатку и принёс гитару — её мы раздобыли ещё в Москве и прихватили с собой — и вручил мне.

…Забудь про все, забудь про все,

Ты не поэт, не новосел,

Ты просто парень из тайги –

Один винчестер, две ноги.

Тайга вокруг, тайга — закон,

Открыта банка тесаком,

А под ногами сквозь туман

Хрустит хребет Хамар-Дабан…

Скалистое плато, нависающее над нами, называлось вовсе не Хамар-Дабан, а Куйвчорр. Но — какая разница? Ноги гудели точно так же, как если бы мы отшагали два-три десятка вёрст по горным тропам Прибайкалья, где мне в той, другой жизни тоже довелось побывать и вволю побродить с карабином на шее и абалаковским рюкзаком на спине, мурлыча под нос песню Юрия Визбора. Хотя у него и про здешние места песен хватает, можно и их припомнить при случае.

…И жизнь легка, под рюкзаком

Шагай, не думай ни о ком,

И нету славы впереди,

А впереди одни дожди.

За перевалом умер день,

За перевалом нет людей,

И вроде нет на свете стран,

Где нет хребта Хамар-Дабан…

Низкая седловина перевала, через который тянулась просека к Ловозеру, ясно рисовалась на светлом фоне неба — полярная ночь, хоть читай мелкий текст, хоть крестиком вышивай! Где-то там ещё плетётся по тропе наш «конвой» и Гоппиус борется со сном, проклиная и вонючего «олешку», на котором ему приходится трястись, и истерику, устроенную Барченко из-за пропавшего Карася. Куда он, в самом деле, денется? Конечно, хищники в этих краях есть, но ведь сейчас май, пищи достаточно — и с чего им подходить к пахнущему дымом и оружейной смазкой логову двуногих? Не шальные же они, в самом деле… К гадалке не ходи — Карась наверняка перебрал с вечера самогонки и проспал под кустиком до обеда. И Гоппиус, заявившись в лагерь, наверняка увидит его — похмельного, с опухшей, искусанной комарами физиономией и чрезвычайно всем этим недовольного.

…В мешочек сердца положи

Не что-нибудь, а эту жизнь,

Ведь будут тысячи столиц

Перед тобою падать ниц.

И будут тысячи побед,

А снится все-таки тебе

Одно и то же: сквозь туман

Хрустит хребет Хамар-Дабан…

— Поиски идут, тащ начэкспедиции. Результатов пока нет.

Барченко посмотрел на старшину с неудовольствием.

— Удивляюсь вам, товарищ старшина. Шестеро пограничников, люди бывалые, служите не первый год — и не можете отыскать одного-единственного пропавшего парня?

Ефимыч развёл руками.

— Не можем, тащ начэкспедиции! Да и как искать-то? Собаки нет, а на каменистых россыпях — какие следы? Нашли, вроде, отпечаток подошвы дальше, по берегу, но чей он — поди, пойми! Ваших снаряжали с одного склада, ботинки у всех одинаковые…

О том, что половина его подчинённых первогодки, толком ещё не хлебнувшие службы, старшина Ефимыч распространяться не стал. Штатские — что они в этом понимают?

— Ладно, продолжайте. — разрешил начальник экспедиции.— Лопарей опросили?

— А как же! Кстати, они рассказали, что вроде, видели сегодня утром аэроплан — далеко отсюда, в северной оконечности озера.

— Аэроплан? — Барченко оживился. — Что же вы сразу не доложили? А говорите, нет никаких результатов!

— Так, тащ начэкспедиции, мы же ищем вашего помощника! При чём тут аэроплан, который лопарям наверняка почудился? Народ, известное дело, дремучий, тёмный — самолёты наши впервые в жизни увидели, и теперь они им повсюду мерещатся!

— Кто именно из лопарей видел самолёт?