«Хвала Богу и жертва живая…» Житие священномученика Фаддея, архиепископа Тверского

Конечно, и прежние твои питомцы, и теперешние не могут быть названы грешниками в преимущественном смысле этого слова. Напротив, молодость менее исполнена лжи, чем зрелый возраст и скорее может оценить чистоту сердца. Но в людях есть нечто демоническое, сатанинское и по временам оно восстает против тех, кто является в их сознании как вторая совесть, как обличение их внутренних помыслов. А когда подобное настроение охватывает целое молодое общество, не умеющее оглянуться на себя и проверить свои увлечения, то за него остается только молиться и плакать. Та должность, которая снова вручается тебе, имеет по преимуществу такое назначение – быть живой совестью для питомцев духовного вертограда. <…>

Но в таком случае знай, или лучше вспомни, что юношеская жестоковыйность и неблагодарность есть явление временное, даже кратковременное. Наступает для них время собственного жизненного опыта, и тогда добрые примеры и мудрые советы воспитателей приносят свой плод сторицею: это ты знаешь по собственной своей деятельности – ведь бывшие ученики твои, ныне приходские священники, студенты академии, даже студенты университетов, даже те, которые колеблются в вере под влиянием неверующей среды, обращаются к тебе как к неизменному другу, отцу и советнику в затруднительных случаях своей жизни».

Это было благоприятное для Уфимской семинарии время, когда во главе епархии стоял епископ Антоний (Храповицкий), отличавшийся особым попечением о духовных школах, а в отношении к подчиненному ему духовенству – мягкостью и простотой, когда ректором семинарии был пастырь-подвижник архимандрит Андроник (Никольский), а инспектором – архимандрит Фаддей. Всюду, куда приходил епископ Антоний, он старался, насколько это было возможно, оживить церковную деятельность, побудить людей к активности, к исканию просвещения и знаний, для чего привлекал в духовные школы наставниками и преподавателями выпускников духовных академий.

Вскоре, 27 апреля 1902 года, епископ Антоний был назначен на Волынскую кафедру, и до архимандрита Фаддея стали доходить слухи, что и его могут перевести на другое место служения. 5 мая он написал епископу Арсению: «Теперь наши мысли заняты предстоящим вскоре отъездом (по-видимому, в середине мая) нашего, незаменимого для меня как духовного отца и руководителя, Владыки Антония. Правда, не в первый раз приходится нам провожать его, но всё же будущее покрывается каким-то облаком. Кроме того, – ожидание, что могут куда-либо вскоре переместить, хотя оно и не нарушает почти моего душевного равновесия. Вообще своим положением я доволен».

И действительно, 8 января 1903 года архимандрит Фаддей был назначен ректором Олонецкой духовной семинарии. В тот же день товарищ обер-прокурора Синода В. К. Саблер телеграфировал об этом в Житомир епископу Антонию.

26 января Уфимская семинария прощалась с инспектором. Отслужив литургию в семинарском храме, архимандрит Фаддей обратился к присутствующим со словом, в котором искренне и просто открывал перед ними свой внутренний мир.

«Хвалящийся хвались Господом (1 Кор. 1: 31; Иер. 9: 24). Эти слова, вызываемые в памяти читанной ныне евангельской притчей о мытаре и фарисее, невольно заставляют меня в нынешний день спросить самого себя – подлинно ли по имени моему10 было и житие мое, ибо имя, мной носимое, означает хвалу Господа, и оно всегда напоминало мне, что всю жизнь свою должен я направлять к прославлению имени Господа и не искать ни в чем собственной славы, – сказал он. – Но подлинно ли всегда я избегал славы человеческой и стремился делать все дела свои не для того, чтобы люди говорили мне „хорошо“, а для того, чтобы совершать во славу Божию вверенное мне дело?

Подобные размышления всегда приводили, а ныне особенно приводят меня в страх и усиливают мою печаль при прощании с вами: неужели уподоблялся я в жизни своей гробу окрашенному, будучи внутри исполнен тщеславия, нечистоты и прочих страстей? Страх этот невольно связывал мои уста и движение во всякое время – предстоял ли в молитвах за вас пред престолом Божиим, говорил ли что-нибудь на уроке или делал разные наставления и замечания: как может восходить к Богу молитва того, кто лишь на словах призывает Бога, в сердце же не имеет вполне крепкой веры в Него? Как может врачевать души слово того, кто сам не уврачевал себя от многих страстей?