Хвала и слава. Том 2

Пожали друг другу руки. Анджей быстро зашагал к вокзалу, находившемуся в нескольких километрах от города. Он еще не отдавал себе отчета во всем, что происходит. Он шагал словно в забытьи.

III

Поезд в Варшаву отправлялся только в шестом часу утра, но вокзал был уже забит людьми. Сидели на скамьях, на мешках, на чемоданах, хранивших на себе печать лучших времен, теперь обвязанных веревками и ремнями. Переполнена была даже уборная. Многие предпочли ее более благоустроенному залу ожидания. Какие-то фигуры жались по темным углам. Нетрудно было догадаться, что это евреи. Проходя мимо зеркала, Анджей взглянул на себя и испугался. Вид его был ужасен. Лицо осунулось, глаза лихорадочно блестели. «Надо бы и мне поискать темный угол, — подумал он. — Наверно, у меня горячка».

Небритые щеки его покрылись синей тенью до самых глаз. Ноги по колено в песке и черной земле. Достав из ранца щетку (аккуратный Анджей всегда брал ее в дорогу), он попытался отчистить брюки. Лежавшие на полу запротестовали.

— Вы что, на дворе не можете почиститься? — рявкнул на него какой-то пожилой господин.

Анджей не мог не признать его правоту. Но после ночного рейда он чувствовал себя в безопасности, только когда была крыша над головой. Его не оставляло странное чувство, будто головы-то у него вовсе нет — такая в ней была пустота. А вместе с тем он ощущал неимоверную тяжесть — на темя будто давило что-то.

«Нет, не гожусь я для подобных скачек с препятствиями».

Он совсем не думал о том, что произошло в усадьбе Тарговских. Ему даже не приходилось отгонять мысли об Антеке — он просто не думал о нем. Зато он не мог избавиться от навязчивого видения: освещенные электрическим фонариком, смотрели на него остекленевшие глаза Валерия.

«Необходимо уснуть хоть ненадолго», — сказал он себе.

Отыскав в зале ожидания каким-то чудом еще никем не занятый угол, Анджей опустил на пол свой ранец, сел рядом и, прислонясь к нему, заснул. Это был даже не сон, а внезапный провал во мрак и неизвестность.

Проснулся он глубокой ночью. Огромный зал был погружен в полутьму — часть огней погасили. Люди спали вповалку, отовсюду слышалось тяжелое дыхание. Спертый воздух стоял в зале над спящими людьми. Голова у Анджея по-прежнему была тяжелой и в то же время пустой. Это ощущение было настолько мучительно, что он поминутно встряхивал головой, будто пытаясь пробудиться от сна. Но ему не удавалось стряхнуть с себя эту тяжесть и боль. От лежания на твердом полу ныли все кости.

Анджей протер глаза. Протер раз, другой — словно желая убедиться, что не спит, что перед ним не привидение: рядом с ним, совсем близко, так что локоть Анджея касался его мешка, сидел сосед по каюте, с которым он разговаривал предыдущей ночью. Только на голове у него теперь был черный берет, которого Анджей не видел на нем раньше. «Дядя» смотрел на него испытующе и очень неприязненно. «Видно, ему уже все известно», — догадался Анджей. В состоянии полусна все казалось ему вполне естественным.

— Не спишь? — сказал Владек Голомбек. И вдруг Анджей увидел, что тот как две капли воды похож на Горбатого. — Не спишь? — повторил он свой вопрос. Он возвышался над Анджеем и — что было особенно неприятно — смотрел на него сверху вниз. — Ну как тебе все это нравится?

И они снова заговорили — шепотом, на ухо, еле слышно, чтобы не мешать спящим и чтобы никто не мог их подслушать.

— О чем вы спрашиваете? — возмутился Анджей. — Что мне может нравиться? Не понимаю!

— Называй меня дядей.

— Вот еще — дядя! Я даже не знаю, кто вы такой.

— Это не важно, кто я такой. Но лучше тебе называть меня дядей.

— Ладно, дядя так дядя…

— Я, кажется, разбудил тебя, — сказал тот, комкая в руке черный берет. — Тебе снилось что-то приятное.

— Ничего мне не снилось.

— А я думал…

— Напрасно…

— А я думал, что тебе, может быть, приснится Кмициц или какой-нибудь другой герой-дворянчик. Засада получилась точь-в-точь как у Сенкевича. Только во времена пана Заглобы еще не знали автоматов. Стреляли… Из чего, Анджей, стреляли в те времена?

Анджея удивил этот вопрос.

— Из пистолетов и карабинов.

— Да, да, верно, из пистолетов и карабинов. Очень неудобно было стрелять. Приходилось хорошенько целиться и, кроме того, надо было знать оружие: выше цели оно метит или ниже.

— Они были хорошие стрелки.

— Да уж что касается кровопролития, на это они были мастера. Как там, у Сенкевича: «убил десяток солдат». Убил — и ничего.

— Ну, времена были другие, — скорее подумал, чем сказал Анджей.

— Конечно, другие. А сегодня автомат. Что за великолепное изобретение! Тррр-тррр, прошил очередью, даже не целясь, — и мужик готов, лежит.

— Я целился, — сказал Анджей.

— Удобная цель была. Валерий в светлом пальто, и ночь не темная.

— Красивая ночь, — задумчиво сказал Анджей.

— Красивая и теплая. Октябрь здесь всегда красивый. Хороший это месяц. Звезды горят так ярко!

— И поля пахнут.

— Ты по полю шел? Перепачкался, как черт.

— Да, я торопился. Не разобрал даже, какая погода, только сейчас вспомнил, как хороша была ночь.