Хватит убивать кошек!

К концу Средневековья основные социальные термины устоялись, их связь с глаголами стала менее очевидной, однако система социальных категорий по-прежнему выражала эссенциалистское видение общества. Возьмем, например, само понятие сословия. Для него во французском языке имелось два приблизительно эквивалентных слова — ordreи 'etat.Нас здесь интересует слово 'etat.Оно, собственно, означало положение, статус (и происходило от латинского status), а в переносном смысле — группу индивидов одинакового положения. Приблизительно такое же значение имело весьма распространенное слово condition, только оно обычно применялось для более дробных классификаций, чем слишком общее деление на сословия. В обоих случаях первичным значением слова было именно положение, а вторичным — группа. Но положение, статус человека — это и есть его «качество», его сущность. Характерно, что известный теоретик французского абсолютизма Шарль Луазо в начале XVII в. характеризовал сословие ( ordre) как неотъемлемо присущее человеку качество, используя для этого логический термин accident ins'eparable [153]. Можно вообще сомневаться, насколько четко термины 'etatи conditionвыражали идею группы. Например, в формуле «генеральные штаты» ( Etats g'en'eraux) слово 'etatsозначало не столько группы людей (как нас побуждает думать современная логика представительства), сколько именно сущности, вместе составляющие сущность высшего порядка — королевство.

К такому же выводу склоняет анализ социальных категорий. Характерна история слова дворянство — nobilitas, noblesse.Существительное nobilitasпроисходит от прилагательного nobilis(известный, знатный), которое, в свою очередь происходит от глагола nosco —знаю. Знаю — знатный — знатность — это классический путь формирования понятия, ведущий от глагола через прилагательное к существительному. Но слово «знатность» (дворянство), в котором фиксируется понятие, — это имя абстрактное, выражающее свойство или качество соответствующей категории людей, их сущность. Слова clerg'e, noblesseи bourgeoisieв XVI–XVII вв. означали духовенство, дворянство или буржуазию не столько в смысле совокупности клириков, дворян или буржуа, сколько в смысле их статуса или сущности. Они употреблялись не столько как имена собирательные, сколько как имена абстрактные. На русский язык правильнее было бы перевести эти слова как «духовность», «дворянскость» и «буржуазность». На генеральных штатах, следовательно, заседали не клирики, дворяне и буржуа, но духовность, знатность и буржуазность (или, точнее, «третье качество» — tiers 'etat). Для обозначения же множества дворян или буржуа использовались их нарицательные имена во множественном числе ( nobles, bourgeois). Из этого следует, что интеллект нуждался в лингвистических инструментах для выражения прежде всего идей экземпляра рода и сущности рода. Грамматическая структура категорий отсылала к модели социального мира как иерархии идеальных сущностей. Лишь позднее, в основном уже в XVIII–XIX вв., слова, которыми раньше обозначали сущности, станут обозначать множества. Это будет радикальный разрыв с традицией эссенциалистской социальной мысли.

Итак, дом Божий как высшая сущность разделялся на три рода или сословия. При этом сословия, формально находясь на одной ступени таксономии, были иерархически упорядочены, поскольку за соответствующими функциями признавалась разная степень ценности. Это — фигура мысли, описанная Л. Дюмоном: социальные категории рядоположены, но не равны [154]. Высшее сословие (духовенство) могло быть метонимически отождествлено с целым: слово ecclesiaозначало и христианский мир, и институт церкви. Внутри каждое из сословий делилось на подсословия, но уже расположенные строго иерархически (пусть даже на практике иерархия была путанной) [155]. Над системой сословий возвышался верховный властитель, который представлял на земле высший род и именно поэтому был властителем.