Хватка (СИ)

       Лицо деда было непроницаемым, но его напряженная фигура и сжатые до хруста, огромные кулаки четко указывали на то, насколько трудно было сейчас кавалеру георгиевских крестов бороться с самим собой.

       Приближаясь, офицер внимательно изучал недобрый взгляд седого хозяина. Наверное, именно потому, что прочитал в нем что-то недоброе, фашист расстегнул кобуру и вытащил пистолет. Выходящие в это время со двора солдаты дружно загоготали.

       — Нушьно корониль рюски зольдатн, — с нажимом сказал офицер, держа оружие стволом в землю. — Зегодня. Зарас. Панималь? Ти, зтарик, унд юнге, — немец кивнул на Петруху, — браль Spaten…, лёпаты и кодить к фляг. Там будьет многа мушик, …komm mit!

       Дед отвел взгляд от врага и посмотрел на побледневшего внука:

       — Надо идти, — хрипло сказал он, — ишь, как …просят? Чуть что не так пристрелят, как ту Чуню. Бери, Петр Ляксеич, в огороде лопату, и мою в хлеве прихвати, пойдем…

       К бывшему Правлению колхоза согнали что-то около сотни селян. «Дивися, Петро, — тихонько заметил дед, пока все дожидались появления немецкого начальства, — у кого мужики на войне или кого вчера из нашего брата поубивало, немцы заставили от каждого двора по паре баб под лопаты стать. А что ж она тебе накопает, баба? Тут считай, сажени на две рыть, столько народу поубивало по краю села, а еще и в поле. И своих за вчерашний день, …человек десять…»

       Солнце снова начинало жарить, становилось душно, а спрятаться от палящих лучей на деревенской площади было просто негде. Дед Степан Кривонос сорганизовал было соседей, чтобы перебраться под старый каштан, что стоял в стороне от Правления шагов на сто ближе к саду. Все равно ведь, где ждать? Но фашисты, словно неразумный скот, окриками и толчками завернули сельчан обратно и приказали стоять на месте.

       Прошло еще около получаса, и на пороге былой колхозной управы появился очень высокий немецкий офицер, из-за левого плеча которого выглядывал лысый, гладко выбритый мужчина с портфелем, в вышитой, праздничной рубашке. Военный тут же дал знак, и солдаты, подталкивая стволами автоматов, перегнали собранных для работ селян ближе к Правлению. Лысый спутник офицера тем временем нацепил на нос круглые учительские очки, достал из потертого, рыжего портфеля листок бумаги с отпечатанным на ней текстом, и выступив немного вперёд, громко начал читать то, что было там написано:

       — Граждане! Большевики изгнаны! Немцы пришли к вам.

       Двадцать четыре года советского режима прошли и никогда уже не возвратятся: двадцать четыре года невероятных обещаний и громко звучащих фраз, и столько же лет разочарования, возрастающей нищеты, беспрерывного надзора, террора, нужды и слез!

       Ужасное наследство оставили интернациональные жидовско-коммунистические преступники — Сталин и его приспешники! Хозяйственная жизнь замерла, земля опустошилась города разрушены.

       Немцы пришли к вам не как покорители, а как освободители от большевистского ига. Везде, где только возможно, германские военные учреждения будут помогать всем, кто с верой и надеждой относится к ним.

       Граждане и гражданки! Смело помогайте залечить раны, нанесенные войной. Работайте на строительстве новой лучшей жизни без жидов, коммунистов и НКВД, без коллективов, без каторги, и без стахановской системы, без колхозов и без помещиков…!

       — Nun gut…, — глубоким, гортанным голосом вклинился в речь лысого офицер и далее очкарик продолжил говорить уже не читая, а переводя слова военного: — жители села! На правах победителей, мы могли бы сейчас же казнить всех, чьи мужчины в данный момент воюют с нами, находясь в Красной армии. Но наше командование прекрасно понимает, что решение о том, чтобы отправиться на войну принимали не ваши отцы и братья. Советский коммунизм целиком выстроен на вашем страхе и угнетении! И ваших родных принудили силой вступить в борьбу со всем цивилизованным миром, в авангарде которого выступает великая Германия и наш фюрер. Заверяю, никто не будет делать вам плохо, если только вы сами не перейдете на сторону комиссаров. Германии нужен ваш труд и, поверьте, он будет достойно оплачиваться. Мы с вами построим новую жизнь, достойную ваших усилий.

Каждый, кто будет …, — немного замялся переводчик, — …старательно делать то, что делал при коммунистах, будет получать хорошие материальные блага. Но перед тем, как начать свою новую жизнь, вокруг нужно немного прибраться, — офицер улыбнулся, — мы тут немного намусорили. Наши солдаты отведут вас и покажут, где нужно откопать большую яму, отнести туда убитых русских и засыпать их землей…

       — Дорогий ти наш чоловік, — выкрикнул вдруг с места дед Степан, — ото что ж ты так добре по-нашенски балакаешь? З наших, чи що?

       — Не твое дело, старик, — насупился переводчик, — слушай, что господин майор говорит.

       — Was er will? — Поинтересовался офицер.

       — Nicht geben Sie Ihnen Ihre Aufmerksamkeit, — зло глядя на деда Степана, ответил очкарик.

       — Так что ж, — не унимался старый Кривонос, — може тады и расскажешь, что, и за той похорон нам заплатють? Копать же полдня треба.