Хватка (СИ)

       — Кулаки, Петруха, по большей своей части были просто крепкими хозяевами. То, что про них вокруг парторги да комсомольцы балакают почти все неправда. Да и балакают, …и горлопанят только те, кто у мертвых солдат сапоги с ног к себе в норку, как крыса тащить. Понятно, ворогов у советской власти вокруг полно, а разбираться кто сильно вредит, а то просто за свое, горбом нажитое упирается, особо некогда. Проще забрать у сытых, а заткнуть рот голодным, чтоб не орали. А те люди держали хозяйства и немалые. Все только трудом и держались, в одном роду. Когда твой прадед, дед, батька, братья гнули спину, поливали ее потом, растили хлеб, коров, а тут к красным командирам на доклад приходят такие, …как тетка Текля, что возле Левады живет, и: «я голодная и несчастная баба, а у Сафрона четыре коровы, дайте мне одну, я тоже пролетарий».

       У Текли голова пустая, хоть и годов уж за седьмой десяток, и мается она сейчас одна только потому, что не прижила ни умений толковых за свой срок, ни уму. Мужика утоптала упреками, помер, сын сбежал, грабил где-то под Киевом обозы, да пристрелили его жандармы. Но, слово не воробей, каркнула грязная да обездоленная баба: «я тоже пролетарий», коммунисты и пошли к Сафрону: «Отдай корову». А тот: «Как так отдай? Моя же!»

       И тут все эти Текли в крик: «кулак, хапуга! Мы, пролетарии, из-за вас страдали веками!» …Ох, страшно и счесть, Петруха, сколько их, всяких Сафронов-то с сыновьями перебили, или сослали в Сибирь, а то и дальше? А Текля вон, до сих пор живая. За коровой, подаренной колхозом, недоглядела, та сдохла, хозяйка — мать ее ети, и опять ходит чумазая, как и всегда ходила. Михайло вон говорил, что та баба Текля разговоры за солдатские сапоги стала вести еще только-только первую собаку к куче потащила. Волочит, а сама не соромиться, причитает при людях: «Э-ха, фартух забруднила, а ничо, я за нього солдатськими чобітками візьму, їм вони без потреби».

       Эх-ха-а, — вздохнул дед, — тяжко жить земле без хозяев. Да где они теперь, хозяева? Все на Енисее да на Амуре, кто выжил. А тут у нас зараз хозяйничают Текли. Воно ж видать, які вони пролетарии, какие які вони хозяева. Живут чумазыми и кормятся только с того, кто из них половчее на кого власти донесет, а потому, внучок, крепко дорожи своим словом. Не то при чужих, и при своих держи язык за зубами.

       За що нам такэ? Только ж начали головы поднимать, одна власть сошла, а друга ввалилась. Что те душили, что эти. Людям что за разница кто им на шею сядет? Были паны, что не по-ихнему — жандармы, тюрьма, ссылка. Стали коммунисты — НКВД, тюрьма, ссылка. Думаешь, сядут немцы, будя иначе? Не. Тем, кто трудом живет они все одинаковые, власти эти. Паны с царями, коммунисты, — и все, как один, то пришлые, то жиды. И зараз, на тебе, немцы! А где ж наши?

       Эх, Петро, раскудахтался твой дед не к добру, пішли домой. И эти слова мои забудь. Не дай бог где скажешь. Немцы, сам видишь, чуть что — сразу стрелять. О, — вспомнил старик, — сходи к сараю, пока лопату не поставил. Забери Чушку и отнеси за огорожу, прикопай.

       — Сразу обеих, — вспомнил про овчарку Петрок, спохватился, да было уже поздно.

       — Як то? — Не понял дед и прихватил его за руку, — а ну постой, каких это «обеих» …?

       Фридрих Винклер никак не рассчитывал на то, что после доклада о результатах работы в Ровно, утром 10 августа вместо того, чтобы отправиться обратно во Львов, он вынужден будет задержаться здесь до 14 числа. 12-го, все три «Ангела» получили шифровкой новые указания, после чего, весело козырнув на вокзале пришедшим его проводить и изнывающим от безделья коллегам, Дитрих Крайс срочно убыл в восточном направлении.

       Винклеру же Центр телеграфировал буквально следующее: «Предыдущий план меняется. Оставайтесь в Ровно и ждите дополнительных распоряжений. Сотруднику «Vive» (Вильгельму Вендту), предписано примкнуть к вашей новой миссии. Он получит свои инструкции отдельно, по своему шифрованному каналу № 7 (передайте ему это). Руководителем назначаетесь Вы. Выдвижение к означенному объекту «L» (Legedzino) планируйте после 13 августа и будьте осторожны, в районе «U» (Uman) все еще идут бои, некоторые населенные пункты часто переходит из рук в руки. В связи с этим напоминаем о действии пункта 4 Директивы № 12 от 24 мая 1941 года: «Руководитель обязан знать: ни один сотрудник спецгрупп не должен попасть в руки противника живым»». 12 августа в Ровно с новыми инструкциями для вас прибудет «Крестьянин»».

       Под псевдонимом «Крестьянин» Фридрих знал только одного человека. Это был Конрад Бауэр. Винклер уже не раз пересекался с ним. В Польше, где они встречались в последний раз, они вместе со взводом связистов попали в засаду. В тихой деревушке, где им пришлось заночевать, их атаковали какие-то странные партизаны. Неделю в той местности никто не слышал ни единого выстрела, а тут среди ночи кто-то обстрелял их дом.