Ну не странно ли, что первыми он вписал не своих соплеменников, а данные тех, кто только имеет еврейское имя, темные волосы, или чем-то досаждал этому бесчестному человеку. На ваше счастье мы, потомки арийцев, знаем об их коварстве, поэтому все проверили. Никто из них, слышите, ник-то не имеет в своих жилах их подлой крови? Справедливость должна восторжествовать! Пусть эти люди выйдут сюда: Матвей Бабий, Моисей Бараненко и Степан Кривонос.
После этих слов немцам уже не было нужды бороться с шумом. Легедзинцы умолкли сами, невольно отыскивая глазами тех, кого назвал офицер. Пришлось всем троим идти.
— Смотрите, люди! — Шагнув сторону, указал на приближающихся к нему легедзинских мужчин офицер. — Это только первые из списка, но там есть и другие! Стоящие у ямы Иуды, те, кого вы считали добрыми соседями, для того, чтобы выгородить своих соплеменников, легко готовы подставить под удар любого вас.
«Да яки воны добры соседи? — возмутился кто-то из-за деревьев. — Дня того не було, щоб десь не обдурили простого хохла…»
В саду прокатился ропот. Одни считали, что евреи и в самом деле много хитрили себе в угоду, а другие только тихо возмущались: «Так що ж, за це треба стріляти?»
Офицер дал возможность селянам выговориться, после чего, снова взял слово:
— Повторяю, …тише! …За подобное, мы не просто могли бы, …мы обязаны расстрелять тех из жидов, что предали честных трудящихся. Скажу больше. Далее мы так и будем поступать. Я не вижу причин для каждодневных объяснений того или иного решения администрации села. Нам, в конце концов, надо строить огромную страну, сжаться в кулак, а не рассыпаться на тяжбы и разбирательства по любой выходке евреев. А теперь, внимание…!
Офицер подозвал к себе кого-то из солдат и спросив его: «Waffen bereit?», кивнул в сторону стоящих рядом крестьян и скомандовал: «Gebt Ihnen». Тот, кому отдали распоряжение, подошел к своим товарищам, взял у них три автомата и, приблизившись к вызванным Винклером из толпы мужчинам, поочередно вручил каждому из них оружие.
— Эти евреи — ваши враги, — сказал в спину опешивших селян офицер, — их собратья писали коммунистам на вас доносы. У нас в руках сейчас часть местного архива. Если вы не верите, приходите после этого скорбного мероприятия в «Приемную» майора Ремера, мы дадим вам почитать их рукописные «труды».
Поверьте, если бы не германские войска, большевики в скором времени отобрали бы у ваших семей все, и это вы сейчас стояли бы у той ямы. Запомните, люди, еврейские доносы страшнее и любого оружия!
Не стану от вас скрывать, мы тоже в какой-то мере воспользовались их врожденным, неуемным желанием постоянно клеветать на лучших из лучших. Это было частью нашей стратегии, но об этом как-нибудь потом. Итак, смелее! …Просто прицельтесь и нажмите курок…
Влажный после затяжных дождей воздух, разогретый щедрым августовском солнцем, вызывал невыносимую духоту. В саду, в звенящей тишине, гулял ветерок, но просторные, мокрые от пота рубахи вооруженных немцами легедзинских мужчин были неподвижны. И Бараненко, и Бабий, и Кривонос стояли лицом к Менделям, направив стволы автоматов в землю и не было для них сейчас на всем белом свете ничего тяжелее этих угловатых, немецких железок.
В момент, когда время ожидания начало становиться невыносимым, офицер, что стоял у них за спиной, произнес:
— Что, …не получается? А я ведь знал, что вы не сможете этого сделать. Nun gut. Soldaten, zu mir!
По его команде не меньше десятка гитлеровцев схватили легедзинских мужиков, отобрали у них оружие и поволокли к понуро ожидающим своей участи евреям. Через пять минут полуживых от страха Менделей притащили к офицеру, а стариков Бараненко, Кривоноса и с ними Матвея Бабия связали, и оставили стоять возле ямы.
— Ну что? — Куражился с кривой ухмылкой офицер. — Теперь ваш черед, библейский народ. Geben Sie ihm Waffen, — кивнул он в сторону посеревшего лицом Аарона и солдаты сунули в дрожащие руки еврея автомат. — Смотри, иудей, — направляя его за плечи в сторону стоящих у ямы легедзинцев, наставлял немец, — у тебя появляется единственная возможность спасти себя и своих женщин. Только не нужно тратить моего времени на спектакль о том, какой трудный выбор тебе сейчас предстоит. Простой, равнозначный обмен: трое гоев на троих ваших. Ты кто по профессии?
— Счетовод, — дрожащим голосом ответил Мендель.
— М, — улыбнулся чему-то офицер, — смотри не прозевай. Кто знает, представится ли тебе еще одна возможность на такой выгодный гешефт! Это ведь сделка века, счетовод! Выгодно же, как ни посмотри. Убиваешь троих гоев, получаешь благословение своих богов, а я, так и быть, за это я отпущу тебя и твоих женщин на все четыре стороны. Во всем этом действе только один минус. Вам придется бежать из села, …прямо отсюда. Не думаю, что местные вам простят подобное. Не верти головой, Иуда, смотри вперед. Там твоя цель! …Не сможешь выстрелить — пеняй на себя. Ну же! Чего ждешь? Пали!