— Конрад, — бросил гауптман из-за забора, — вам подарить эту девочку? Идемте же скорее! Надо решить наши проблемы до приезда «тыловиков».
— А они? — глухо спросил «Крестьянин» и кивнул в сторону сарая.
— Что они? — не понял командир.
— Тоже сейчас решают наши проблемы? — с нескрываемым вызовом поинтересовался археолог. — Мне казалось, что мы воюем против солдат, …с войсками. Что плохого нам сделала эта женщина или эта девочка?
— Они пытались обмануть меня, Конрад, — остановившись и, стараясь говорить как можно сдержаннее, ответил из-за забора Винклер, — я их предупреждал.
— Но ведь они …уже сказали вам правду? — стоял на своем обер-лейтенант. — Цель достигнута! Зачем издеваться? Наверное, всем нам все же стоит подумать, как потом майору Ремеру исхитриться и потушить пожар недовольства населения? А ведь он обязательно разгорится, с таким-то отношением властей к селянам. Нас с вами станут ненавидеть…
— А вам не начихать на это, Бауэр? — стал злиться гауптман. — И с чего ради нашему майору Ремеру чего-то бояться? Запомните, все без исключения люди, живущие в большом страхе, всегда стараются поскорее забыть все плохое. Так уж устроены наши головы. Не верите? Спросите на досуге у Вендта. Мозгокопателям их учреждения давно известно, что память человека имеет природную защиту, и потому настроена на отрицание любого негатива, переходящего грань человеческого восприятия. Чем он страшнее, тем быстрее это из нее стирается, черт! — побелел взбешенный Винклер, не в силах слышать сдавленные женские крики, долетавшие об его ушей. — О чем мы говорим? Идет война, обер-лейтенант, и победителю достается все! Отставить сожаление и слабость! А чтобы вы быстрее пришли в себя, посмотрите на свою руку! Давно перестало болеть? А ведь это такие же добрые люди, селяне, оформили вам в Польше серьезное ранение в предплечье…!
Винклер пнул забор ногой и зло продолжил:
— У меня сейчас нет ни времени, ни желания выяснять с вами отношения. Если вы вознамерились поучаствовать в солдатских оргиях, то пойдите и займите очередь! Да! — едва вознамерившись отправиться по следам разведчиков, — тут же леденящим тоном заметил гауптман, — вспомните наш вчерашний разговор, Конрад. Моя память стирается только один раз. Один! …Идемте, господа…
Петрок строгал у сарая тонкие заготовки зубьев, а дед Моисей сидел на пороге дома, доводя ножом эти белесые, твёрдые палочки до требуемых размеров, и тут же, по очереди, подновлял ими недостачу в сложенных у стены граблях. Услышав топот множества ног, старик и внук дружно подняли головы. Удивленный Петруха только и успел, что заметить про себя: «и куда их черт несет? Бегут, как на пожар…»
Калитка в их двор была открыта. Первым в нее ввалился переводчик немцев, пан Юзеф. Запыхавшись, он сразу же отступил в сторону, давая дорогу солдатам и указал им рукой на деда. Немцы, злые, как те слепни от жары, бряцая оружием, в один миг подскочили, схватили старика под руки, подняли его над землей, и со всего маха ухнув спиной о стену, прижали к ней, не давая толком вздохнуть.
Услышав шум, из дома вышла бабушка Мария и мать, которая тут же затолкала высунувшуюся из проема любопытную малышню и закрыла перед ними дверь. Моментально оценив незавидное положение мужа, пожилая дворянка резко подалась вперед, и Петрок вдруг подумал, что сейчас она схватит грабли, оставшиеся лежать у стены, и погонит обнаглевшую немчуру со двора. Но даже эта его глупая фантазия не шла ни в какое сравнение с тем, что случилось в следующий миг. Бабуля подошла к солдатам и так же спокойно, как она разговаривала с домашними, заговорила с фашистами на немецком языке.
Было видно, что ошарашенные этим гитлеровцы растерялись, и отвечали бабушке коротко и невпопад, то и дело, косясь в сторону едва успевшего отдышаться пана Юзефа. Петруха даже рот открыл. Баба Мария шпарила по-немецки без запинки и, судя по всему, в этот момент даже делала выволочку своим непрошенным гостям за то, что по неведомой пока для нее причине, они так неуважительно относятся к ее супругу.
О том, что деду приходится худо из-за его, Петрухиных, вчерашних похождений, оторопевший от происходящего внук пока даже не догадывался.
Тем временем немецкий переводчик, устав от бабушкиных вопросов, только пожимал плечами и указывал ей куда-то за забор. Поняв, что ни солдаты, ни пан Юзеф ничего тут не решают, бабка Мария заметно сбавила напор. Повторно шокируя Петруху, она протянула руку и положила свою худую ладошку на грудь деда: «Крэпись, сокил мий, — нежно сказала она, — надо ждать фицеров. Ото ж я з их за тэбэ и спрошу…». Старушка поправила платок, подбоченилась и, повернувшись к калитке, стала ждать.
Офицеры появились нескоро, но все это время бабушка стояла, не меняя своей говорящей позы: «пока я тут хозяйка, никому не позволю творить здесь никакого беззакония».