Писатель Кисельников, Илья Степанович долго смотрел на лежащий перед ним апельсин и никак не решался нарушить его природную целостность. Воспитанная деликатность характера нашёптывала ему взять столовый нож, сделать на корке апельсина надрезы и снять её. Но Илья Степанович посчитал, что это слишком простой способ добраться до сочной мякоти. Он стал придумывать новый метод очищения апельсина и понял, что существуют множество вариантов, как сделать это быстро и эффективно, с должной красотой, так и медленно, даже глупо и абсурдно. Кисельников смотрел на апельсин, чья тень не торопливо перемещалась вслед за солнцем, и размышлял о последствиях для человечества, если он обнародует открытый им необычный способ добывания апельсинной мякоти. «Может, моё открытие, – живо представлялось ему, – прямо поспособствует высадке людей на другие планеты, или спасёт всех от тяжёлых недугов? А вдруг, так случится, что этот способ станет таким же страшным оружием, как изобретение атомной бомбы?..»
Машинально, он взял апельсин в руки, поддел ногтем толстую корку и отделил её от мякоти. Когда с очищением плода южного дерева было покончено, Илья Степанович пришёл в себя и с огорчением посмотрел на дело рук своих. Очищенный апельсин был готов к употреблению.
– Ампельсин, так ампельсин, и с этим ничего не поделаешь, – сказал Кисельников и использовал плод по назначению.
Совесть в питании
У Силантия Назарыча Скворцова зверски разыгрался аппетит перед походом в гости. Но Силантий Назарыч был человек волевой, мужественный, мог по два дня ничего не есть, если предстояло идти в гости. Готовился он к предстоящему событию, основательно, – голодом, осторожно насыщая закалённый организм колодезной водой. В этот раз, он решил пойти на личный рекорд и перед гостями не принимать пищи три дня.
Жена его, Элла Дмитриевна не препятствовала такой жизненной позиции, отмечая про себя: что кормить мужа один раз в неделю – очень выгодное дело. Расходы семейный бюджет нёс минимальные, а польза несомненная, потому как можно было отложить на чёрный день лишнюю копеечку.
Обычно, Силантий Назарыч в гостях съедал по две порции наваристых щей, просил положить две столовые ложки сливочного масла в картофельное пюре, добавить гарнир и три говяжьи котлеты. Запивал эту снедь, он пятью большими стопками домашней наливки. Мог бы выпить и шестую стопку, но вполне справедливо считал, что делать этого не стоит, потому как в гостях принято вести себя скромно и малозаметно. Эту шестую стопку он выпивал уже дома, наливая её из той бутылки, что отдавал ему хозяин дома, не зная уже, каким ещё добрым способом избавиться от деревенского Пантагрюэля.
Гуманное средство
Токарю Анатолию Плужникову и его другу электромонтёру Валерию Пекарскому приспичило выпить после работы. У каждого в карманах – по полтора рубля. Сумма смехотворно малая для казёнки, но на бутылку самогона достаточная. Купили в известном месте, пришли на бережок речки и макнули под сальцо. Накатили они всего по полстакана и сразу же почувствовали, что самогонку им продали креплёную карбидом… Внутри желудков, будто костерок хороший развели. Сунули они пальцы в рот, а им и не рвётся, не чем рвать-то и во рту сушь.
Кинулся тогда сообразительный Плужников к тёще своей с другом, что недалеко жила, мол, спасай Глафира Сергеевна, заживо горим.
Тёща поняла всё с полуслова и выдала им по двухлитровой банке жёлтой водички, скомандовав: «Пейте!» Схватили мужики по банке и мигом их выдули. Потом их выполоскало изрядно, костерок в желудке и погас.
Анатолий и Валерий стали друг друга подначивать, повеселели, толкаются. И как им было не радоваться, если живы остались. Плужников, сквозь подсыхающие слёзы, возьми и спроси тёщу:
– Чем же вы, Глафира Сергеевна, отпоили нас?..
– Точно хотите знать?
– Хотим, – сплюнул Пекарский горькую слюну.
– Пили вы, голуби мои, процеженные коровьи лепёшки.
Пекарский посмотрел вопросительно на Плужникова, а тот, едва сдерживая едкую
отрыжку, севшим голосом изрёк:
– Не всё надо знать…
Судьба ж жадной самогонщицы, как ходили слухи в народе, в последствии, была печальной: погорела старушка, со всем своим имуществом.
Терпеливый ученик
Как-то к столяру-краснодерёвщику Зуркову, Константину Устинычу поступил в ученики – Петя Харохорин, щуплый студент ремесленного училища.
Многоопытный Зурков смерил его хитрым взглядом поверх роговых очков и спросил:
– Какой палец у тебя на руках нелюбимый?
– Все любимые…
– Молотком по ним часто попадаешь?
– Случается…
– Знать, обиду какую имеешь, думаешь…
– Ничего я не думаю и обиды у меня нет. Стукнул по пальцу и всё.
– И боли не боишься?
– Терплю.
– Ладно-ть, поглядим на сколь тебя у меня хватит, – резюмировал Зурков расспрос ученика и поскрёб трёхпалой кистью красную морщинистую шею.