Кибердемоны 2. Сонгоку

Ладонь тут же потяжелела: он сжал кожаный мешочек с крупнозернистой красноватой почвой. А затем размахнулся и запустил им в голову монстра. Чудовище взревело и… тоже рассыпалось чёрной пылью. Гекатонхейра, первенца Неба и Земли, можно убить только частичкой тела его матери-земли, попавшей в глаза.

Этот мешочек он хранил в своём шатре из сентиментальных чувств: как напоминание, что не всех чудовищ можно убить мечом. Для некоторых достаточно смекалки и такой-то матери.

Третье воплощение Сонгоку он не узнал. Возможно, образ был выкачан из спящего в Нирване сознания, или воспалённого воображения какого-нибудь пользователя Плюса.

Нечто скользкое, как клубок змей, покрытых стальной чешуёй. Из клубка выстреливали протуберанцы зубастых голов, и в тех местах, где они касались Мирона, доспехи начинали таять и рассыпаться всё той же чёрной пылью…

Отступая, он оборонялся мечом, отрубая одну голову за другой, но, подобно Гидре, головы отрастали заново — по две, по три за раз.

Почувствовав сопротивление в Минусе — будто наткнулся на препятствие — Мирон замер на месте. Понял, что напоролся на одну из стоек с ванночками…

Опасно прыгать, как блоха на сковородке, — подумал он. — Чего доброго, снесу одну из стоек, что-нибудь поломаю, а это помешает Платоновой фрагментации…

— Мелета, — позвал он. — Можешь вывести мне на шлем карту Минуса?

— Принято.

Строчки кода переформатировались в узкие коридоры и горящие зелеными огоньками башни.

— Так-то лучше, — буркнул Мирон и вновь махнул мечом.

Двигаясь в тёмном пространстве между зеленых башен, он стал теснить чудовище, постепенно лишая его конечностей-голов. Оно сопротивлялось. Шеи становились стальными канатами, они опутывали его ноги, пытались свалить на пол и раздавить.

Через пару минут Мирон заметил, что змеи так или иначе стремятся к его голове. Разумеется, не настоящей. Его тело в Плюсе — вместе с доспехом, мечом и шлемом — составляло набор вокселей, цепочку сложного кода с встроенными кластерами ледорубов, которые и крошили код Сонгоку.

Но призрак не состоял из чистого кода. Мирон никак не мог понять, но в нём присутствовало что-то еще. Какая-то связующая величина, которая не позволяла его мечу расхерачить тело призрака к свиням собачьим.

К голове оно стремилось инстинктивно — признавая, что именно там у человека и находится самое важное место…

Что-то это должно означать, — подумал он между ударами. Но подробнее вдаваться не было времени и он отложил эту мысль на потом.

Между тем, существо вновь сменило тактику: распалось на несколько более мелких объектов. Они окружили Мирона со всех сторон. Почувствовав болезненные уколы в спину, в ягодицы и икры, он закричал:

— Мелета, Оптимус Прайм!

— Сделано.

Ступни стали плоскими, тело — высоким и неповоротливым. Проекция частично перекрывала коридоры зеленых башен, но он видел внутри робота ярко-желтую фигурку человека-себя и следил за тем, чтобы она не натыкалась на башни.

Плоскими многотонными ступнями он принялся давить мелких змеек, разбрасывая кубло и преследуя отдельных представителей. И это сработало. Механический монстр победил живого.

Собравшись в зеркального человека — осколки отбрасывали миллионы бликов — Сонгоку отступил. Рассыпался чёрной пылью и впитался в пол.

Мирон, неуклюже потоптавшись на одном месте, вернул себе прежний вид и вывалился в Минус. Он прекрасно понимал, что не победил. Просто Призрак почувствовал отпор — чего, вероятно, раньше с ним никогда не случалось — и решил отступить, зализать раны и придумать иную тактику.

Но чутьё подсказывало, что в ближайшее время можно о нём не думать.

— Мелета, как там программа самоуничтожения?

— Заканчиваю. Три… Два… Один… Программа отменена.

— Сколько же прошло времени? — ему казалось, миновали часы. Долгие изматывающие часы непрерывного сражения.

— С момента погружения в Плюс — минута десять секунд.

Такие дела.

Мирон давно заметил, что время в Плюсе и в Минусе течет по-разному. И это вовсе не было принятой игровой условностью, типа: «прошло трое суток», а реальным расхождением. Плюс пожирал нервную энергию: события в нём укладывались настолько плотно, что каждая секунда становилась отдельным пластом реальности. Минус, напротив, поглощал время: в нём часами, днями могло не происходить ничего интересного, и казалось, жизнь — не более, чем медленный, тягучий процесс набухания капли мёда на краю чайной ложки.

— Ты знаешь, что происходит наверху?

— Идёт сражение. К силам бакуто всё время подходят подкрепления, но босодзоку пока держатся.

— Бакуто?

— Отделение преступной группировки, одновременно отвечающее за порядок в определенном районе. Нередко сотрудничает с полицией и…

— Я понял. Где Хитокири?

И тут раздался взрыв. Он прозвучал со стороны лифта и Мирон побежал — именно туда удалился японец перед тем, как он ушёл в Плюс.

— Платон, ты слышишь меня? — на бегу спросил Мирон.

— Конструкт всё еще недоступен, — ответила Мелета. — По моим расчетам, он фрагментирован на сорок процентов.

— Твою мать! — что тут еще скажешь?