Кибердемоны 2. Сонгоку

— Ты манипулировал мной, — спокойно, удивляясь, что совсем не злится, сказал Мирон. — Ты выжидал. А потом сыграл на моём чувстве мести, чтобы добиться моего подчинения.

— Я делал то, что был должен, — ответил Платон. — Думаешь, узнав, что отца убили из-за его открытия, я воспринял это спокойно? Думаешь, пока Карамазов строил свою империю на изобретении нашего отца, я спал, как младенец? Это, — он обвёл рукой панораму разрушенного Токио — расплата за то, что мы с тобой пережили. Я отобрал всё, что он создал, брат. Технозон теперь принадлежит нам. Мы — полновластные хозяева. Ты и я. Можешь посмотреть документы, всё законно. Мы с тобой теперь самые богатые люди на земле.

— Ты ненормальный, — сказал Мирон. — Вынашивая месть столько лет, ты даже не потрудился собрать доказательства. Или узнать причины. Думаю, если это и был Карамазов, у него просто не было другого выхода. Он делал то, что был должен.

— Ты его оправдываешь? — удивился Платон.

— Нет. Но я думаю, что месть — это неправильный Путь. Мы все иногда стоим перед выбором. И выбираем то, что в конечном итоге, нам ближе всего.

Находясь в двух мирах одновременно, Мирон видел руины, в который превратился виртуальный Токио, и одновременно ощущал пронзительный ветер, задувающий над буровой.

Не в силах больше стоять, он сел на ржавую поверхность платформы.

Начиналась буря. От ударов волн жесткая конструкция бывшей буровой вышки дрожала и гудела, как пустая бочка.

— Так или иначе, всё кончено, — сказал Платон. — Мы теперь свободны. Можешь делать, что хочешь.

— А ты? — Мирон, прищурившись, посмотрел на брата. — Что будешь делать ты? Платон промолчал. Он смотрел куда-то в сторону, избегая взгляда Мирона. — Значит, Призраки были только поводом? А может, ты сам их создал, чтобы иметь прецедент? Возможность и причину делать то, что ты делал?

Он вдруг понял, что это вполне может быть правдой. По спине пробежал холодок. Платон, гений-одиночка, вполне мог пойти на всё это ради мести…

— Призраки реальны, — ответил брат. — Ты мне не веришь, но это так. Если им не противостоять… Если позволить делать, что им вздумается — в Плюсе для людей не останется места. А затем — и в Минусе тоже.

— Как я могу тебе верить? — спросил Мирон и встал. То, на что так упорно смотрел Платон, приближалось всё стремительнее. — Откуда мне знать, что это — не очередная мистификация, чтобы заставить меня подчиняться твоей воле?

— Это уже не важно, — бросил Платон, снимая пиджак, — Что через секунду мы оба можем умереть.

Вокруг них образовалась чистая, лишенная мусора площадка. Её окружили канаты, как на ринге, а вокруг, поднимаясь рядами, выстроились трибуны. Они заполнялись фигурами, смутно напоминающими людей — с покатыми плечами и головами, растущими из шей.

— Что ты делаешь? — спросил Мирон и тоже поднялся.

— Это не я, — сказал Платон. Он демонстративно закатывал рукава рубашки, обнажая крепкие предплечья. Насколько помнил Мирон — намного толще, чем в жизни. — Сонгоку решил устроить честный поединок, и даёт нам это понять.

— А это кто? — он вновь оглядел трибуны.

— Призраки, — сказал брат, и увидел выражение лица Мирона, усмехнулся. — А ты думал, их только двое?

— Они не будут вмешиваться?

— Судя по всему, нет, — пожал плечами Платон. — Закон прайда: победить должен только один из львов. Остальные — подчинятся.

На ринге появился Сонгоку, в облике борца-сумо. На миг Мирон испугался, что тот принял облик Мышонка, но сразу увидел разницу: борец был достаточно стар, кожа его, коричневая и покрытая старыми шрамами, кое-где провисла, как у пожилого слона.

Лаково блестящие волосы были собраны в хвостик на затылке, маленькие глазки смотрели пронзительно и яростно. Рта у сумоиста не было.

Всё предельно ясно, — подумал Мирон. — Договориться не удастся. Только победить. Или проиграть…

Топнув босыми ступнями — одной, а затем другой — в татами, борец выставил кулаки и присел в боевой стойке. Платон слегка поклонился. Был он теперь в спортивных трусах, тело бугрилось мускулами.

— Это всё не по-настоящему, — крикнул Мирон брату. — Слышишь?

— Для меня — по-настоящему.

Платон сделал выпад. Сонгоку ответил и брат покачнулся. Помотал головой — в стороны полетели брызги слюны — и нанёс еще один удар.

Казалось, что он ничем не уступает сумоисту. Массивные бойцы кружили по рингу, удары получал то один, то другой. Мирон отошел к краю татами, чтобы не мешать.

Фигуры на трибунах смотрели на бой безмолвно и безучастно.

Платон был более быстрым, брал за счёт ловкости, зато Сонгоку мог давить, как живая скала. Вот он повалил Платона на соломенную циновку… Брат упёрся сумоисту в грудь руками, не давая рухнуть на себя.

— Я могу тебе помогать? — крикнул Мирон. — Это не засчитают, как поражение?

— Наверное, — натужно прохрипел брат. — Если тебя не удалили с ринга… Главное, мы не уйдём отсюда, пока кто-то не проиграет.

Мирон примерился и схватил Сонгоку за шею. Она была толстой, как свиной окорок. Инстинктивно он приготовился к вони пропотевших подмышек, но борец не пах ничем. Как сухая пенопластовая коробка.