Кибердемоны 3. Динамический хаос

— Хочешь посмотреть, как наниты обглодают меня до костей? — глаза Амели сузились, превратившись в щелочки. — Не вопрос. Только отойди подальше. Чтобы не зацепило.

Она убрала руку с джойстика и откинулась на сиденье.

Мирон плюхнулся на сиденье, и захлопнул дверцу. Мобиль сорвался с места.

— Ты дура, — пробурчал Мирон. — Сумасшедшая дура. Думаешь, я поверил в твои бредни?

— Это уже не важно, — сказала Амели и нажала несколько кнопок на приборной панели.

Из-под днища мобиля выехали небольшие крылья. Двигатель загудел, набирая обороты, машинка стремительно прибавляла скорость.

Подпрыгнув на очередном ухабе, мобиль неуклюже взлетел. Крылья удлинились, сзади вылезло сопло турбо-двигателя.

— Ты действительно собиралась пожертвовать собой? — спросил Мирон. В лёгкой пластиковой машинке, похожей на мыльницу, он чувствовал себя, как таракан в спичечном коробке.

— А как же, — она даже бровью не повела. Только наклонила джойстик так, что мобиль заложил крутой вираж над островерхими крышами.

— А дневники? На счёт них ты тоже не соврала?

Амели молча вела авиетку. Мелькнуло красное здание, похожее на собор, затем серая излучина реки, а потом город провалился вниз, накрывшись одеялом из серых туч.

— Значит, всё-таки соврала, — Мирон чувствовал, как в груди, на уровне сердца, открывается дыра, в которую задувает всё тот же ледяной ветер, что и снаружи.

— Извините, — вклинился клон. — Дневники существуют. Я сам видел их у хозяина Такеши.

— Но у вас их нет, — повторил Мирон, словно надеясь, что его опровергнут.

— Мы собираемся их достать, — жестко сказала Амели, глядя в стекло прямо перед собой.

— Но вам-то они зачем?

— Твой отец предсказал ту жопу, что сейчас творится. Буквально по минутам расписал наступление сингулярности. Откуда-то он это знал.

— И был убит за своё знание, — добавил клон. — Мы очень хотим прочесть всё, что он написал.

— Ну как, ты с нами? — Амели кинула на него короткий взгляд и вернулась к управлению авиеткой.

Глава 7

3.7

— Куда мы летим? — спросил Мирон.

Дождь кончился, туча осталась позади, и под днищем расстилались бесконечные пустоши, затянутые неровными квадратами одномолекулярной плёнки. Ветер гнал по ней широкие волны, и казалось, что авиетка летит над серым, подёрнутым рябью океаном.

Белковые фермы, — понял Мирон. — Громадные мелкие болота с водорослями — сырьё, из которого печатают еду для Ульев.

К горлу подкатила тошнота.

— Анклав Париж, — откликнулась Амели. — Место, куда мы летим. Там живёт моя мать.

Мирон прикинул, сколько прошло времени и примерный маршрут…

— Значит это — бывшая Польша? — он посмотрел вниз, на бесконечные серые волны. — Лихо их раскатало.

— После Тридцатидневной войны это был самый лучший выход, — откликнулся клон. — В земле и воде было столько радиации, что выжить могли лишь древние трилобиты. Они буквально «едят» радий, к тому же, являются бесценным источником белка.

— То есть, там не водоросли?

Реклама гласила, что весь белок на фермах добывают из пузырчатки — водоросли с привитой ДНК морских коньков. С этим еще можно было смириться. К тому же, водоросли проходили столько стадий обработки — их превращали в хлеб, в колбасу, в котлеты, пиццу… Но трилобиты? Мелкие твёрдые твари с лапками, похожие на разросшихся вшей?

К горлу опять подкатило, и он отвернулся от окна — возможно, эффект тошноты вызывали бесконечные ритмичные волны, которые ходили по плёнке.

— Зачем нам в Париж? — решил он сменить тему.

Мирон вспомнил свои сны об Амели. Почему-то они были связаны именно с Парижем…

— После смерти деда осталось имущество, — сказала девушка. — Разумеется, тут же набежали наследнички и порвали империю Такеши, как Тузик — пресловутую грелку. Матери достался его особняк в Киото. Старинный замок эпохи Мэйдзи. Там дед хранил самые ценные свои трофеи. Мать приказала разобрать его на секции и перевезла в Париж. Теперь он стоит на Елисейских Полях.

— Я думал, наследница Такеши — это ты, — заметил Мирон.

Чтобы не пялиться в окно, он стал рассматривать профиль девушки: тонкий, почти прозрачный. Нос с еле заметной горбинкой — неточность, которая лишь подчёркивает совершенство. Скорее всего — работа очень дорогого пластического скульптора. Губы полные, яркие, хотя Мирон понимал, что косметикой Амели не пользуется. Подбородок маленький, но твёрдый, с еле заметной ямочкой. Все излишества, на которые жаловался её дед — модельные наркотики, алкоголь — не оставили на безупречной коже ни единого следа.

— Мне он оставил компанию, — сказала Амели. — Технозон. Акции которой, как ты понимаешь, по ценности равны собачьим какашкам.

— Ты сама к этому стремилась, — заметил Мирон.

— Германия, — вдруг сказал клон. — Рейнметалл.

— Я помню, — откликнулась Амели и нажала несколько кнопок на панели управления.

Крылья авиетки сделались прозрачными, по ним побежали отражения неба и облаков.