Мирон посмотрел на бородачей, которые знаками помогали припарковаться громадному грузовику. Тот сдавал задним ходом, временами взрёвывая так, что невозможно было говорить.
— Когда они явятся, им окажут тёплый приём, ведь так? — спросил он, когда наступило затишье: грузовик остановился и теперь бородачи с грохотом открывали задние створки контейнера.
— В Минске должны быть абсолютно уверены, что ты был здесь.
— Ключевое слово «был»? — спросил Мирон.
— Их направят по ложному следу. А мы пока кое-с-кем поговорим.
Гуманитарная помощь, — понял Мирон, глядя на одинаковые ящики с логотипом стилизованного кадуцея и крыльев.
Бородачи споро разгружали грузовик. К ним присоединилось еще несколько мужчин, кто-то прикатил тележку для крупногабаритных грузов.
— Как только они закончат, мы смешаемся с грузчиками и запрыгнем в контейнер, — сказала Амели. — Не снимай капюшон.
Мирон отметил, что еще несколько человек были в таких же, как у них с Амели толстовках. Древний, как мир, приём: люди в одинаковой одежде меняются местами и расходятся в разные стороны.
…Капюшончик живёт в анклаве Будапешт, на территории бывшей Венгрии. Там сейчас заправляет Славянский союз. У них довольно мягкая политика к собственным гражданам, но беженцев они не любят. Особенно из Арабо-Алжирского корпуса. Так что хорошо, что ты — русский. Если нас поймают — отправят в Россию, а не в трудовой лагерь.
В контейнере было темно, гулко и жарко. Они с Амели лежали на спальных мешках, движение убаюкивало, а равномерный шум колёс создавал чувство безопасности.
Когда за ними закрылись дверцы и Амели включила свой фонарик, они обнаружили эти вот спальники, походный холодильник, набитый бутылками воды и протеиновыми батончиками, и даже биотуалет — небольшой, полметра в высоту куб, обклеенный значками биозащиты.
Они ехали уже несколько часов. Успели поспать, выпить воды, перекусить, снова поспать… Сначала Мирон радовался передышке: бездействие давало возможность подумать — прокрутить в голове всё, что случилось за последние несколько дней.
Но затем однообразное движение, темнота и духота стали утомлять. Мирон заскучал по своему турбо-джету, по бескрайним степным просторам и свежему ветру. Особенно по ветру… В грузовике час за часом становилось всё жарче, воздух будто спрессовали в пласты прогорклого пенорола.
— Капюшончик — фрик из фриков, — ответила Амели на вопрос Мирона, за каким чёртом их потянуло в Будапешт. — Если и сохранились где-то устройства, способные считать флэшку, то у него. Он помешан на винтажных компах. Собирает всё, до чего может дотянуться. Тратит большие средства, между прочим.
— Деньгами помогаешь ты? — спросил Мирон лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Иначе он помимо воли проваливался в забытье.
— Капюшончик — сам себе хозяин. Занимается бизнесом не выходя из дома.
— То есть, он — хакер.
— В том числе. Но прежде всего он — человек Матрицы.
Амели лежала поверх спального мешка в сетчатой майке и трусиках. Голые ноги белели в душных сумерках, и Мирону всё время хотелось дотронуться до этих ног. Провести ладонью по голени, подняться по бедру, забраться под тонкое кружево…
— Что это значит? — спросил он, стряхивая наваждение. В сотый раз.
— Он живёт в Плюсе. Тело для него — лишь клетка, в которой душа учится летать.
Мирон представил грузное, помещенное в Ванну тело. Бледная, в слоновьих складках, кожа, перечеркнутая синими прожилками вен, опалесцирующая под слоем биогеля. Раздутые, разучившиеся ходить ноги, руки с пухлыми сардельками пальцев…
По телу прошла волна холодной дрожи. Он сам мог стать таким. Со временем. Лет через десять. Если бы Платон не выдернул его, как морковку с грядки, из уютного гнёздышка в Улье, если бы не пнул в зад, придав ускорение кометы…
Неожиданно он понял, что дико скучает по брату. Даже по его сарказму и нетерпимости. В сердце неожиданно кольнуло: а вдруг на этот раз — всё по-другому?
Амели сказала лишь, что он пропал. И Мирон сразу нашел правдоподобное, а главное, логичное объяснение. А вдруг всё не так? Вдруг до него добрались?
Он вспомнил громадного левиафана, парящего над башней Технозон в виртуальном Токио. Что если Платон не справился?
Несмотря на жару, на спине выступил холодный пот и Мирон вскочил. Пошатнулся, схватился за ребристую, раскалённую стенку контейнера — на ладони осталась рыхлая ржавая пыль.
Сев обратно, скрестив ноги, он повернулся к Амели.
— Мне нужно выйти в Плюс, — сказал он. — Как можно быстрее.
— Сейчас это невозможно, — ответила девушка и потянулась. Затем зевнула, перевернулась на живот и положила голову на сплетённые руки. — У нас нет Плюсов. К тому же, в сети тебя подстерегают — как только ты там объявишься, Минск сделает стойку. Придётся потерпеть до Капюшончика. Уверена, он что-нибудь придумает, — она отвернулась, подогнув ноги к животу. — Поспи. Тебе надо отдохнуть.
Границу анклава они пересекали ночью, в самый глухой час. Грузовик двигался рывками, то и дело взрёвывая двигателем, это и разбудило Мирона.