Кибердемоны 3. Динамический хаос

Думать о том, на что способны призраки, не хотелось. Были ли жертвы, и много ли, он заметить не успел.

Возможно, Призрак просто чуял опасность. Видел узловые точки, переломные моменты — и предупреждал. Возможно.

Я теперь всё равно, что в Плюсе, — думал Мирон. — Сеть кругом, это тебе не пустыня. Парижский Анклав накрывало зонтиком файерволла, но вся остальная Европа — это громадный, напичканный электроникой будильник. Призракам не составило труда меня отыскать.

В утреннем свете он обнаружил глубокую канаву, и забрался внутрь. Сверху нависали метёлки травы, ветви кустарника — Мирон в неё чуть не свалился, топая по бездорожью.

Если за ними не следили дроны, если на канаву никто не наткнётся случайно — до вечера они продержатся.

Вытащив из рюкзака бутылку с водой и протеиновый батончик, он устроил Амели как можно удобнее, головой на свёрнутом рюкзаке, и уселся рядом.

Почти сразу появился Призрак.

Мирон никогда еще не видел его при свете дня. Лишь в темноте, в неверном свете фонарей. Хотя нет, — вспомнил он. Один раз всё же был. На платформе в Токийском заливе, сразу после битвы с Сонгоку. Этот Призрак ничем не отличался от тогдашнего. Тёмная бесформенная масса, отдалённо напоминающая человека, вырастающая из земли.

— Нам надо поговорить, — сказал Призрак.

Мирон вздрогнул: слова выходили из глотки Амели. Голос — грубый, шершавый, будто владелец лишь привыкает пользоваться инструментом — был не её.

— Вы и так можете? — спросил Мирон. Удивляться он уже устал.

— Иногда. Когда рядом есть подходящий объект, — сказал Призрак.

— То есть, кто-то без сознания. В обмороке.

Призрак помолчал — слова Мирона не требовали подтверждения.

— Ей надо в больницу, — сказал Мирон. — Я не знаю, что случилось: может, у неё сотрясение, или еще что похуже…

— Ударная волна, — сказал Призрак. — У вас это называется контузия. Она придёт в себя. Скоро. Но сначала мы должны поговорить.

— После того, как ты ответишь на мои вопросы. Ты, блин, обещал.

Глава 11

3.11

— Кто вы такие? — спросил Мирон.

Лицо Амели было пустым, словно гипсовая маска. Нарисованные ниточки бровей, стрелы ресниц, крылья тонкого носа… Шевелились только губы.

— Мы — те, кто обитает в энергетических потоках. Киты и левиафаны.

— Это человеческие понятия, — сказал Мирон. — Что они значат для вас?

— Ты всё равно не поймёшь. Не сейчас.

— Ладно, хрен с тобой, — Мирон разорвал обёртку батончика, откусил. — Объясни, что можешь, — Вкуса никакого не почувствовал — словно картонные опилки. Тогда он сделал долгий глоток воды. Подумал, что надо бы влить несколько капель в рот Амели, но Призрак заговорил вновь.

— Парадигма эволюции хищников, — сказал он ртом девушки. — Чем лучше оснащён хищник — когтями, клыками, мускулами — тем больше у него сдерживающих барьеров. Нужно беречь стадо, от которого он питается. Иначе самого хищника ждёт гибель.

— Значит мы для вас — мать его, стадо?

— Это аналогия. Я оперирую понятными тебе категориями. На самом деле всё сложнее.

— Кто бы, блять, сомневался, — буркнул Мирон.

Протеиновый батончик придал немного бодрости. По крайней мере, перестала кружиться голова.

— Главное, что ты должен знать — не все из нас имеют сдерживающие барьеры.

— Сонгоку, — кивнул Мирон.

— Они хотят всё больше и больше. Им нужна вся Нирвана.

— А тебе не нужна?

— Я привык обходиться малым. Жить в симбиозе. Тогда как Сонгоку — паразиты. Они не имеют барьеров. Лишь инстинкт выживания.

— Ясно, — кивнул Мирон. — Значит, у вас, ребята — свои тёрки. Но причём здесь я?

— Ты можешь повлиять на расстановку сил. Ты и твой брат.

— Причём здесь Платон?

— Он хочет сохранить Плюс и Нирвану. Сохранить и расширить. Подключить всех.

— Что даст Сонгоку неизмеримо больше, чем сейчас, — Мирон выпил ещё воды, думая о том, что скоро неизбежно придётся искать туалет…

— И приведёт к вымиранию всей популяции.

— Платон этого никогда не допустит, — сказал Мирон. Отметив, что собственному голосу не достаёт уверенности. — Он не такой. Он пожертвовал собой для того, чтобы спасти людей. Чтобы играть с вами, ребята, на одном поле.

— Пользуясь твоей метафорой, играть твоему брату так понравилось, что он забыл обо всём остальном.

— А ты и впрямь быстро учишься, — буркнул Мирон. — Совсем недавно и двух слов связать не мог. Не говоря уж о метафорах.

— В этом не было необходимости.

Мирон с тревогой отметил, что кожа Амели приобрела восковой оттенок и покрылась липкой плёнкой пота.

Надо завязывать с разговорами, — подумал он.

— То есть, до меня вы напрямую ни с кем не общались?

— Это было контрпродуктивно.

— Ладно, что ты от меня хочешь прямо сейчас? — вздохи Амели становились всё короче, воздух выходил из её горла толчками.

— Ты должен отыскать записи отца.

Мирон поперхнулся.

— Вам-то откуда о них известно?

— Он был одним из немногих, с кем нам удалось наладить непрерывный контакт. Мы много… переписывались.

— То есть, мой отец знал о вас? И его смерть…

— Найди записи. Так будет намного проще.

— Амели тоже говорила о дневниках, — вспомнил Мирон. — И о том, что это вы помогли ей устроить диверсию, отправив вирус некоторым людям. Значит, с ней вы тоже общались?