Перед самой погрузкой в вертушку, ещё в Москве, я пересилил гордость и подошел к Ярославу. Показал меч, подарок профессора, и спросил, как бы мне приспособить его к комбезу. Полковник усмехнулся — что зубочистка против реактивной винтовки? И нажав пластину на бедре, показал небольшую нишу. Якобы, для сбора образцов.
Хлопнув по бедру, я активирую панель, мускулы брони расходятся и в ладонь мне падает заветная рукоять.
Умеет Сверчок стрелять. Но и я теперь не безоружный, и в две секунды мы выкашиваем коридор начисто. Роботы — не людишки, их не жалко. Накосили столько, что космолёт можно построить. Если расплавить, конечно.
Идём дальше. Курсор упорно ведёт куда-то вглубь бункера, помещения, которые мы проходим, высвечиваются одно за другим. Как гирлянда сосисок. Все светятся зелёным — ребята здесь уже побывали и всё зачистили. Останки дронов свалены в аккуратные кучки.
В одной из лабораторий — автоклавы, оцинкованные столы и пластиковые шторки — две сломанные куклы. Киборги. Такие же, как Оссеан. Только у этих затылки выжжены начисто. Работали с умом: уничтожали ядро искусственной личности. Глаза киборгов широко распахнуты, оба напоминают фарфоровых кукол.
Проходя мимо, я провожу ладонью по обоим лицам — пусть покоятся с миром.
Выйдя в очередной коридор, Сверчок вновь принимается палить из винтовки. Мне ничего не видно из-за его спины, только слышится металлическое шебуршание, а курсор на карте упорно показывает вперёд…
— Поаккуратнее, — я только хочу это сказать, а лицевой дисплей уже навёлся на Сверчка, высветил его иконку отдельным желтым кружочком. — Нам бы ещё материалы собрать.
— Спокуха, хрящ, — шепчет напарник. — Это только преамбула. Амбула дальше, за дверью. А её ещё взломать надо.
И правда: перед нами дверь. Круглая пластальная плита, курсор на дисплее прямо в неё и долбит. Остальные ребята разбежались по периметру — я их не вижу, только иконки помаргивают спокойными зелёными огоньками.
Значит, это задание только для нас с тобой, Сверчок.
Точнее, для меня…
И вот тут-то, братец, твоя помощь бы и пригодилась. Но сколько я не звал тебя по всему Плюсу — и из вертушки, и падая в кротовую нору, ты — как рыба об лёд.
— Ладно, — говорю. — Пропусти. Попробую подобрать код.
Сверчок пускает меня к двери.
Головоломка. Один пульт, миллион в квадрате комбинаций. Дверь толстая, как в банковском хранилище. Это чувствуется по основательности, с которой её утопили в пенобетонную стену. Наружу торчит лишь пульт под стеклом — сенсорное управление. Никакой «сетчатки глаза» или отпечатка пальцев.
Глаз можно у человека изъять насильственным путём. Так же, как и палец — да хоть бы и всю руку. А вот код… Специальная мнемотехника позволяет держать в памяти порядок из тридцати цифр, и она же — мгновенно забыть всё подчистую.
Но код, скорее всего, шестизначный. Обычно этого — за уши.
— Давай ракетой долбанём, — предлагает Сверчок. — Две секунды — и сталь поплывёт, как клюквенный кисель.
— Погоди, — отмахиваюсь. — Раз её здесь поставили — значит там, внутри, что-то важное. Попробуем открыть. Через минуту не получится — долбанёшь.
Остальные ребята заняты, кто чем: выведя на дисплей карту, я вижу, как зелёные фигурки рыскают по помещениям — винтовки в руках кажутся игрушечными.
Синяя фигурка направляется прямо к нам. И я почему-то чувствую, что грёбаную дверь нужно открыть до того, как она до нас доберется.
— Минута, — соглашается Сверчок. То ли у него приказ был, меня слушаться, то ли он это прямо сейчас согласовал — по дальней связи… Но он уступает мне место и встаёт спиной ко мне, лицом к проходу. Винтовка наготове. Охраняет, значит.
Ладно…
Пристально смотрю на щиток с цифрами. Дисплей, предугадав моё желание, увеличивает его так, что я вижу микротрещины, сколы и соринки, прилипшие к стеклу с внутренней стороны. Откидываю этот самый щиток и осматриваю кнопки. На первый взгляд — все одинаковые. Но если приглядеться…
Три кнопки стёрты больше, чем другие семь. На одной толстый слой кожного жира, покрытого тонкой плёнкой чёрной пыли — значит, её нажимают первой. Одна остаётся совсем новой — к ней ни разу не прикасались. Теперь используем дедукцию… Если бы код придумывал военный, преобладали бы тройки, единицы и семёрки — военные прямолинейны, и в то же время суеверны. Но и тройки и семёрки выглядят почти как новые — ими почти не пользовались. Учёные любят цифру восемь. Она напоминает знак «бесконечность», что все яйцеголовые считают офигительной шуткой. И как раз на ней грязи — больше всего… Итак, методом исключения.
Я нажимаю шесть цифр — звучит резкий сигнал, дисплей озаряется тревожно-красным.
Вторая попытка. Как правило, даётся три, но я точно знаю: осталась всего одна. Тоже шутка. Рассчитываешь на три попытки, а вместо третьей получаешь струю газа из перцового баллончика. Учёные — они такие. С придурью.