Как только я поднимаю руку, чтобы снова нажать цифру «восемь», она же — знак «бесконечность», вновь раздаётся сирена и рядом с дверью открываются такие лючки — как дверцы для кошек в загородных коттеджах. И из этих лючков лезут… Собаки — не собаки, в общем, дроны на четырёх лапах. А вместо голов — пушки хренадцатого калибра.
И начинают эти пушки по нам палить.
Коридор — километровая кишка в обе стороны, ни колонн, ни углов. Спрятаться абсолютно негде. Остаётся отбиваться.
Собачек этих — десятка три, не меньше. В каждой норке их не по одной сидело. Выскакивают одна за другой, лапки топырят и начинают плеваться свинцовым дождиком. Сверчок лупит в них из винтовки, собачки падают, но на их место заступают другие и тоже начинают плеваться…
Я трогаю его за плечо — Сверчок чуть не подпрыгивает — и показываю ему меч. Нехотя напарник уступает плацдарм мне. Пули — плок, плок, в псевдомышцы комбеза, но я двигаюсь слишком быстро, меч летает, как бабочка, и отрубленные пушки осыпаются с собачек, как с белых яблонь дым. Ослепшие бедняги топчутся на месте, спотыкаются, валятся друг на друга, но без пушек они — просто сборище вьючных дронов.
Сверчок от полноты чувств хлопает меня по спине — пластины комба инстинктивно смыкаются и отбрасывают его руку, как наэлектризованную.
И только я поворачиваюсь обратно к двери — недолго музыка играла, недолго продолжался бал, — как отъехала еще одна панель. Пошире и побольше чем те, что собачек выпустили.
Вылезло из неё… Такое, знаете, чудо-юдо рыба-кит. Помесь танка с носорогом. На башне — по-моему, австрийский «Зигфрид». Плюётся плазменными снарядами, как деревенская бабка — семечками. По бокам — пулемёты с роторными барабанами, «Брунельда» и «Рунхильда». Колёса как у малой самоходки, защищены кокетливой юбочкой из листовой брони. И вертится во все стороны — турель «Зигфрида» закреплена на шарнирной башне.
Выбирается, значит, это чудо из стены, смотрит на нас миг… другой… и открывает огонь. В воздухе становится тесно и очень жарко, мы со Сверчком падаем на пол и резво уползаем за баррикаду из порубанных собачек.
Но это не помогает: железки разлетаются, как груда сухих листьев, только искры во все стороны. Сверчок кидает мину-липучку, та примагничивается к корпусу самоходки, раздаётся высокий пи-и-иск… Коридор содрогается, самоходка откатывается метров на десять. Один из пулеметов у неё срезало подчистую, ствол «Зигфрида» задирается в потолок, и похоже, обратно возвращаться не хочет. Но второй-то целёхонек, и лупит в нас, как новенький.
Мы падаем мордами в пол, прикрываем головы — по спине долбит дождь: плок-плок-плок… Панель лицевого дисплея озаряется красным, но боли, опять же, я не чувствую, только горячо становится. Как в СПА — когда тебе на позвоночник раскалённые камни укладывают…
Почему никто не приходит на помощь? — мысль такая же плоская, каким желаю стать и я в этот миг — плоским, прозрачным и незаметным…
И вдруг самоходка подскакивает до самого потолка. Под дном у неё будто реактивный ранец включается. Подскакивает, грохочет там, под потолком, а потом рушится на пол грудой бесполезного железа.
— Благослови, Святой Макаронный монстр, реактивный гранатомёт, — шепчет рядом со мной Сверчок, поднимаясь на колени.
И только сейчас я понимаю, что везде — по всему периметру — идёт перестрелка. Грохочут взрывы, лупят пулемёты, пули визжат, впечатываясь в стены. Вот почему к нам никто не пришел на помощь — самим бы кто помог…
А из стены, обрушив здоровенный кусок пенобетона, весь в облаке пыли, выбирается полковник — нефтяной комб блестит, движения уверенные, походка стремительная. Громовержец.
Сверчок вытягивается во фрунт — только что честь не отдаёт, и рапортует:
— Плацдарм зачищен. Разрешите помочь остальным?
— Отставить, — Ярослав направляется прямо к двери. — Первоочередная задача — откупорить помещение.
Он так и говорит: откупорить. Будто просит шампанское открыть.
Ну, раз оно ему надо — значит, и я не ошибся. Что-то там важное находится, к бабке не ходи.
— Новичок, разрешаю еще одну попытку.
Ага. Стало быть, мы со Сверчком здесь были не одни… Комб, сука, всю инфу начальству сливал, по мере поступления. Ну и ладно. Я же всё равно собирался её открывать.
Подхожу, набираю новый шестизначный код. Начиная с восьмёрки. Полковник со Сверчком стоят наготове — отразить атаку любых самоходок, собак и вообще чёрта лысого.
Набираю, значит, и словно бес меня под руку толкает, или в ухо кто нашептывает — нажимаю еще две цифры. Из тех, что раньше не использовал.
Панель издаёт мелодичный звон, шипит стравливаемый воздух и пневмозамок начинает ме-е-едленно вращаться. Будто жилы тянет, чесслово.
Еще через пару секунд дверь отлипает от пластального наличника и с негромким чмоком отходит в сторону.
За дверью — обыкновенная с виду больничная палата. Белые стены, белый потолок, негромкое попискивание приборов. В дальнем конце — прозрачная палатка, какие ставят для дезинфекции в зараженной радиоактивными отходами местности.
Медленно я иду к этой палатке, уже зная, что там увижу.