Кибернетическая гипотеза

Начиная с 1970-х годов социализм – просто демократизм, ставший теперь абсолютно необходимым для развития кибернетической гипотезы. Идеал прямой демократии, вовлекающей демократии нужно понимать как желание кибернетической системы полностью присвоить всю информацию, которую содержат её части. Запрос на прозрачность, проницаемость – это запрос на идеальный оборот информации, прогрессистская логика потока, царствующая в кибернетическом капитализме. Как раз между 1965 и 1970 годами молодой немецкий философ, считавшийся продолжателем «критической традиции», сформировал демократическую парадигму современной полемики, шумно споря по многим пунктам со старшими коллегами. Социо-кибернетику Никласу Ауману, гиперфункционалистскому теоретику систем, Хабермас возражал, демонстрируя непредсказуемость диалога и доводов, не сводимых к простому обмену информацией. Но главным образом его проект обобщённой «этики дискурса» был направлен против Маркузе: критикуя демократический проект Просвещения, он его радикализовал. Маркузе, комментируя наблюдения Макса Вебера, объяснял, что «рационализация» означает, что техническое мышление, лежащее в основе индустриализации и капитализма, – это неотрывно и мышление политическое; Хабермас отвечал на это, что совокупность прямых интерсубъективных отношений ускользает от субъектно-объектной связи, опосредованной техникой, и в конечном счёте направляет и оформляет её. Иначе говоря, в свете развития кибернетической гипотезы политика должна стремиться сделать эту сферу дискурсов автономной и расширять её, увеличивать число демократических площадок, создавать и искать консенсус, который по природе будет в целом освободительным. Помимо того что Хабермас сводит «жизненный мир», «повседневность», всё то, что ускользает от машинного контроля, к общественным взаимодействиям и дискурсам, он ещё больше игнорирует неоднородность самих форм-жизни. Так же, как и договор, консенсус подчиняется целям унификации и сопричастности через управление различиями. В кибернетических рамках всякая вера в «коммуникативное действие», всякая коммуникация, которая не допускает возможность своей невозможности, в конечном счёте служит контролю. Поэтому наука и техника не просто идеологии, как полагает идеалист Хабермас, которые наложатся поверх уже существующей ткани интерсубъективных взаимоотношений. Это – «воплощённые идеологии», каскад механизмов, конкретная правительственность[19], пронизывающая эти взаимоотношения. Мы не хотим больше прозрачности или больше демократии. Этого уже хватает за глаза. Мы, напротив, хотим больше непроницаемости и интенсивности.