Чтобы понять, при каких условиях может «образовываться непрозрачность» как оружие и как прерыватель потоков, уместно в последний раз обратиться к внутренней критике кибернетической парадигмы. Для изменения состояния физической или общественной системы необходимо, чтобы беспорядок, отклонения от нормы были сконцентрированы в пространстве, реальном или виртуальном. Чтобы поведенческие флуктуации передавались дальше, они должны сперва достичь «критического размера», чью природу Пригожин и Стенгере описывают так: «Это связано с тем, что “внешний мир”, окружающая среда флуктуирующей области, всегда стремится погасить флуктуацию. Критический размер измеряет соотношение между тем объёмом, в котором происходят реакции, и площадью контакта, места сцепления. Следовательно, критический размер определяется конкуренцией между “интегративной силой” системы и химическими механизмами, усиливающими флуктуацию внутри флуктуирующего подпространства». Это означает, что распространение флуктуаций в системе обречено на провал без предварительного локального сцепления, без какого-то места, из которого поднявшиеся отклонения уже смогут поразить всю систему. Лоуренс ещё раз подтверждает: «Восстание должно иметь недоступную для атаки базу:
место, защищённое не только от нападения, но и от страха нападения». Чтобы такое место существовало, необходима «независимость путей снабжения», без чего никакую войну вести нельзя. Вопрос базы является центральным для всякого восстания ещё и из-за самих принципов уравновешивания систем. С точки зрения кибернетики риск цепной реакции, угрожающей перевернуть систему, должен гаситься непосредственным окружением автономной зоны, где происходят флуктуации. Это означает, что контроль действует особенно эффективно в непосредственной близости от зон наступательной непрозрачности, которые создаются вокруг региона флуктуаций. Следовательно, размер базы должен быть тем больше, чем интенсивнее местный контроль.
Такие базы должны быть хорошо вписаны не только в пространство, но и в головы: «У арабского бунта, – объясняет Лоуренс, – они были в портах на Красном море, в пустыне и в умах людей, решившихся на него». Это и пространства, и образы мысли. Назовём их сферами плотности.
Чтобы зоны наступательной непрозрачности создавались и укреплялись, нужны для начала такие сферы, которые бы соединяли между собой отклонения, служили бы рычагом, опрокидывали бы страх. Историческая Автономия – например, та группа, что существовала в Италии 1970-х, – это, как и возможная Автономия, лишь продолжающееся движение непоколебимых сфер плотности, которые воплощаются в виде непредставимых пространств, баз по отделению от общества. С этой точки зрения присвоение кибернетической критикой категории автономии – с производными понятиями самоорганизации, аутопойезиса, автореферентности, самопроизводства, самооценивания – это главный идеологический манёвр последних 20 лет. Через призму кибернетики самостоятельно назначать себе законы и производить субъективности никак не противоречит производству системы и её регуляции. Призывая десять лет назад к увеличению числа Временных автономных зон (TAZ) как в виртуальном, так и в реальном мире, Хаким Бей так и остался жертвой идеализма тех, кто хочет упразднить политику, даже не помыслив её. Он был вынужден отделить в этих зонах поле гедонических практик, «анархистского» выражения форм-жизни, от поля политического сопротивления, формы борьбы. Если у него автономия понимается как временная, то лишь потому, что для допущения её продолжительности нужно было бы представить себе борьбу, сопряжённую с жизнью, запланировать, например, передачу военных знаний. Либеральные анархисты вроде Бея сами не знают о той сфере сил, в которой их суверенитет призывает к действию, а их общественный договор без государства по сути своей постулирует идентичность всех существ, потому что в конечном счёте речь идёт о максимизации мирных удовольствий до конца времён. С одной стороны, TAZ определяются как «свободные анклавы», пространства, где законом выступает свобода, всё хорошее, Чудесное. С другой стороны, фрагменты, отделившиеся от мира, из которого они вышли, «складки» между реальностью и её кодированием, где они обосновались, должны образовываться лишь после серии «отказов». Провозглашая автономию как свойство индивидуальных или коллективных субъектов, эта «калифорнийская идеология» намеренно смешивает две несоизмеримые сферы: индивидуальную «самореализацию» и общественную «самоорганизацию». Всё оттого, что в истории философии автономия выступает как двусмысленное понятие, одновременно выражающее и освобождение от всего, что сковывает, и подчинение высшим природным законам, и потому она может идти на подпитку гибридных и переиначивающих построений «анархо-капиталистических» киборгов.