Масштаб атаки ещё предстоит определить, сказал он, и до сих пор неизвестно ничего о воздушных целях, кроме того, что не поступило ещё ни одного сообщения об атакованных городах США. Он ничего не сказал о дронах. По словам диктора, во многих районах было восстановлено электропитание. У нас его, однако, по-прежнему не было.
— Ты уверен, что это нужно? — спросил я. — Вчера электричество появилось всего через несколько часов. Может, к обеду уже вернётся.
Чаку пришла в голову идея сливать бензин из машин на улице. Мы не станем сливать всё из одной машины, сказал он, к тому же, в любом случае, в ближайшее время никто уехать не сможет. А нам нужно больше топлива для генератора. Бензин нельзя было хранить в закрытом помещении, так что Чак не мог им запастись, а все заправочные станции, скорее всего, были закрыты.
— Лучше перестраховаться, чем потом жалеть, так всегда говорил мой дедушка, — ответил мне Чак.
В теории этот план был хорош, но на практике всё было иначе.
Только открыть заднюю дверь оказалось приключением — её завалило снегом. Я с большим трудом выбрался наружу и потратил двадцать минут, чтобы выкопать вход в здание.
— Всё, пошли, — сказал я Чаку, закончив копать. Он открыл дверь, выбрался наружу, и мы, по пояс в снегу, вразвалочку поплелись к ближайшей машине. Под множеством слоёв одежды мне было неуютно и жарко, а лицо, руки и ноги, напротив, немели от холода.
— Напомни мне добавить снегоступы в мой список покупок к следующей катастрофе, — засмеялся Чак.
Позже, сняв полметра снега с машины, мы обнаружили, что крышка бензобака заперта, поэтому пошли к другой. С ней нам повезло больше. После десяти минут раскопок, мы расположили пустую канистру так низко, как смогли и вставили в бензобак резиновую трубку.
— Я помню, как купил эту трубку и удивлялся, для чего, скажи на милость, она мне может понадобиться, — задумчиво пробормотал Чак, стоя на коленях в снегу. — Теперь я знаю.
Я протянул ему конец трубки.
— Я копал. Думаю, сосать — твоя работа.
Я в жизни не сливал ничего.
— Прекрасно.
Он наклонился, поднёс трубку к губам и начал сосать. Каждые несколько вдохов он останавливался и кашлял из-за паров, зажимая пальцем конец трубки. Наконец, он добрался до золотой жилы.
— Счастливого Рождества! — пошутил я. Чак согнулся пополам, кашляя и отплёвываясь.
Он осторожно наклонился и вставил конец трубки в канистру, убрав палец. Умиротворяющий звук бегущей жидкости эхом отозвался из канистры. Сработало.
— А ты хорошо сосёшь.
Я был впечатлен.
Он вытер лицо перевязанной рукой и улыбнулся.
— Да, кстати, поздравляю с беременностью.
Сидя в снегу, я внезапно вспомнил детство, когда после бури мы с братьями выбегали во двор нашего домика в Питтсбурге и строили снежные крепости. Я был младшим, и мама всё время выходила, чтобы проверить, чем мы занимаемся. В действительности, она проверяла, не закопали ли меня в снегу мои озорные братья.
Теперь у меня была собственная семья, которую я должен был защищать. Возможно, я мог бы уйти в пустыню с рюкзаком за плечами, выжить и справиться со всем, с чем бы ни столкнулся, но только в моей жизни появился ребёнок, как всё кардинально изменилось.
Я глубоко вздохнул и посмотрел на падающий снег.
— Правда, поздравляю. Я знаю, что ты этого хотел. — Чак наклонился и положил руку мне на плечо.
— Но она — нет.
— Что ты имеешь в виду? — Как много я хочу рассказать? Нет смысла ходить вокруг да около.
— Она собиралась сделать аборт.
Рука Чака соскользнула с моего плеча. Снежинки мягко падали вокруг нас. Мои щеки пылали от смущения и гнева.
— Не знаю. Она так сказала. Она ждала окончания праздников.
— Как давно она беременна?
— Около десяти недель. Она уже знала, когда на День благодарения приехала её семья, и отец предложил ей должность в бостонской фирме.
Чак поджал губы, ничего не сказав.
— Люк был случайностью. Приятной, но случайностью. Отец Лорен ожидал, что она станет первой женщиной-сенатором в Массачусетсе, как минимум. Она находилась под большим давлением, и я полагаю, что я её не слушал.
— И завести сейчас ещё одного ребёнка…
— Она не собиралась никому рассказывать. После Нового года она собиралась уехать в Бостон.
— Ты согласился переехать в Бостон?
— Она собиралась поехать одна, и оформить раздельное проживание, если я откажусь.
Чак отвернулся, заметив на моей щеке слезу. Та замёрзла на полпути.
— Мне жаль.
Я выпрямился и покачал головой.
— В любом случае, теперь об этом можно забыть, пока что, по крайней мере.
Канистра почти наполнилась.
— В следующем месяце ей будет тридцать, — сказал Чак. — В это время люди могут запутаться в том, что важно, а что нет.
— Очевидно, она решила, что для нее было более важным, — сердито сказал я, вынимая трубку из канистры. Бензин брызнул на меня и намочил перчатку. Я выругался и стал закрывать крышку канистры. Она заела, и я снова выругался.
Чак наклонился и положил свою руку на мою, успокаивая меня.
— Спокойней, Майк. Полегче ко всему относись, и особенно к ней. Она ничего не сделала.