Кидалы

— Ты что, хочешь сказать, ты все это время работал здесь? На одном месте? Боже праведный! Знаешь, где я был за последние шесть месяцев? В дюжине мест! Отсюда до побережья и обратно!

— Но зачем? Нью-Йорк ведь большой город. Откуда...

Минц нетерпеливо прервал его. Нью-Йорк — не большой город, ответил он. Здесь просто очень много людей, но все они живут на сравнительно небольшой территории. И если ты переберешься из битком набитого Манхэттена в какой-нибудь соседний район, у тебя не станет больше шансов. Ты не только будешь сталкиваться с теми же людьми, которые работают в Манхэттене, а живут в Астории, на Джексон Хайтс и так далее, но там ты станешь еще сильнее бросаться в глаза. Там тебя легче заметить.

— Парень, тебя и слепой увидит. Посмотри на свою стрижку! На эти модные часики, на свои трехцветные ботинки! Еще не хватает черной повязки на глаз и полного рта золотых зубов!

Рой покраснел. Он беспокойно спросил, в каждом ли городе так обстоят дела? Обязательно ли надо переезжать с места на место, тратя деньги и бросая все именно в тот момент, когда уже знаешь окрестности как свои пять пальцев?

— Чего ты хочешь? — Минц пожал плечами. — Бутербродов с икрой? Обычно только в Лос-Анджелесе можно оставаться долго, потому что это не один город. Это целый округ с десятками городков. Движение там ужасное, транспорт ходит из рук вон плохо и люди не передвигаются так активно, как в Нью-Йорке. Но, — он сурово погрозил пальцем, — это все же не значит, что ты можешь пускаться во все тяжкие. Ты кидала, понимаешь? Вор. У тебя нет ни дома, ни друзей и никаких легальных способов существования. И лучше, черт тебя побери, чтобы ты этого не забывал.

— Не забуду, — пообещал Рой. — Слушай, Минц...

— Что?

Рой улыбнулся и покачал головой, оставив свои мысли при себе. «А что, если бы у меня был дом, постоянное место жительства, так сказать? И сотня друзей-приятелей? И работа...»

Но тут в дверь постучали, и он сказал:

— Заходи, Лилли.

И вошла его мать.

6

Казалось, она ничуть не постарела за те семь лет, что они не виделись. Сейчас ему было двадцать пять, а ей исполнялось тридцать девять. Но выглядела она так, словно ей только-только исполнилось тридцать или, к примеру, тридцать один. Она выглядела как... как... Ну конечно! Как Мойра Лангтри! Именно Мойру она ему и напомнила. Нельзя сказать, что они были похожи, разве что обе были брюнетками примерно одного телосложения. Скорее, они принадлежали к одному типу людей, относились к одной категории женщин, которые прекрасно знали, как сохранить красоту и стать более привлекательной, чем дано природой. Такие женщины либо платили нужную цену, либо вовсе не прилагали к этому никаких усилий.

Лилли неуверенно села в кресло. Она не знала, действительно ли Рой рад ей, и незамедлительно объяснила, что в Лос-Анджелесе она по делам.

— Я распоряжаюсь деньгами на плейбэк, Рой. Уеду в Балтимор сразу же после окончания бегов.

Рой спокойно кивнул. Объяснение его устроило. Плейбэк — когда ставки на лошадь сбивают, заключая серьезные взаимные пари, — был обычным делом среди серьезных игроков на серьезных бегах.

— Рад тебя видеть, Лилли. Я бы обиделся, если в ты не заехала.

— Я тоже рада тебя видеть, Рой. Я... — Она осмотрела комнату, слегка подавшись вперед, чтобы рассмотреть ванную. Чувство неловкости уступило место недоумению. — Рой, — сказала она, — что происходит? Почему ты живешь в таком месте?

— А чем оно плохо?

— Ты шутишь, наверное! Просто это на тебя совершенно не похоже. Только взгляни на это! На эти безвкусные глупые картины! И это вкус моего сына! У Роя Диллона, оказывается, дурной вкус?

Рой рассмеялся бы, если в не был так слаб. Эти четыре картины он купил сам и повесил на стену. В рамах были спрятаны деньги. Пятьдесят две тысячи долларов наличными.

Он пробормотал в ответ, что снял первую попавшуюся квартиру и это лучшее, что он мог себе позволить. В конце концов, он всего лишь коммивояжер, и...

— Об этом тоже надо поговорить, — перебила Лилли. — В Лос-Анджелесе ты уже четыре года, и все это время торгуешь орешками? Думаешь, я поверю? Это же прикрытие! Эта дыра — твое прикрытие! Ты — кидала, и не говори, что нет, потому что я вижу тебя насквозь!

— Лилли... — Его слабый голос, кажется, доносился откуда-то издалека. — Лилли, не лезь не в свое дело...

Она помолчала, пытаясь переварить услышанное, осознать, что этот незнакомец — ее сын. Потом сказала просящим тоном:

— Не нужно этого делать, Рой. У тебя гораздо больше возможностей, больше, чем было у меня... Ты ведь знаешь, что бывает с людьми, Рой. Я...

Его глаза были закрыты. Это означало, что ей следует либо замолчать, либо убраться. Выдавив из себя улыбку, она сказала, что не будет больше ворчать.

— А почему ты еще в кровати, сынок? Ты болен?

— Нет, — пробормотал он. — Просто...

Она подошла к краю постели. Робко положила ладонь на его лоб и тут же в испуге отдернула.

— Рой, ты же холодный как лед!

Она включила лампу, и мягкий свет залил подушки. Он услышал еще один сдавленный крик.

— Рой, что случилось? Ты белый как простыня!