Кикимора

И хотя при этом улыбка пробежала по его лицу, а в голосе слышалась шутливость, он не показался сейчас Анне Константиновне тем самым сильным мужчиной, который из всякого затруднения умеет найти выход и решить любой вопрос не только за себя. Сейчас он был обыкновенный (только очень благородный) пожилой человек, и взгляд у него был потухший, а шея над крахмальным воротничком худая и увядшая, как это и должно быть в семьдесят с лишним лет, но прежде не бросалось в глаза. Сейчас она со щемящим сердцем увидела и другое: старческую бледность и прозрачность кожи на руках, ссутулившиеся плечи, и весь он такой, каким открылся в эту минуту, потребовал от нее немедленной защиты и опоры.

– Где это она могла нас видеть? – неумеренно бодро и громко спросила она, словно само недоверие к факту могло каким-то образом сделать его несуществующим и вернуть их обратно в ничем не омраченный солнечный день.

Однако он терпеливо, не обратив внимания на ее запал, объяснил, где и когда дочка их видела, и Анна Константиновна без большого труда вспомнила красивую яркую женщину, которая заставила обратить на себя внимание именно тем, что с особой пристальностью смотрела на Анну Константиновну. А она значения не придала, сама на нее с интересом уставилась: может, знакомая?.. То самое, чего не дальше как сегодня, глядя на детские игрушки, испугалась, вплотную приблизилось. Конечно, Тане и Николаю не безразлично, с кем их отец проводит время.

– Я ей не понравилась? – вырвалось у нее невольно, да еще почти в утвердительном тоне.

– Я об этом не спрашивал, – сердито отозвался Антон Николаевич, и у нее с сердца упал камень: сердитый, он сразу перестал быть беспомощным и достойным жалости. Глаза зажглись колючими огоньками, и плечи словно опять стали крепкими.

– Ну ладно, – сказала она, неизвестно к чему отнеся это покорное согласие.

Испугалась, наверно, дочка, как бы отец не вздумал жениться, потом наследство придется делить?.. Мало ли таких случаев в жизни бывает?.. Но Анна Константиновна с досадой отбросила это предположение: никто жениться на ней не собирается. Однако все равно в ней росло раздражение против его дочки (а возможно, и сына), которая еще раз подтвердила давнее ее убеждение, что дети – почти всегда одни неприятности. У нее вот нет детей, и ответ ей держать ни перед кем не надо, а ему, пусть хоть сто раз самостоятельный, приходится. Сам их родил, вырастил, уму-разуму выучил, а теперь попал в зависимость.

Она внутри до того раскипятилась, что едва удержалась, чтобы не высказаться вслух. Постаралась унять себя: ей его дети чужие, ненужные, а ему они родная кровь. Забывать об этом нельзя, иначе друг друга невозможно будет понять. Для нее встреча с Антоном Николаевичем в экскурсионном автобусе – радостная перемена в одиноком существовании, не нарушившая случайные и необязательные связи с жизнью, а он весь в родственных и семейных цепях, опутан прошлым, настоящим, будущим. Она, конечно, могла сказать бы его дочери, что напрасно волнуется и отца огорчает. Во-первых, если бы случилось невероятное и он решился бы привести Анну Константиновну в дом, на место жены, то еще надо у нее спросить согласия. Во-вторых, если бы случилось другое чудо и она бы на такое решилась (в этот момент она подумала, что ей было бы приятно никогда с Антоном Николаевичем не расставаться и хозяйничать, как сегодня, на его даче), то уж меньше всего стала бы думать о материальном и тем более о наследстве: к чему оно мне, сказала бы она Татьяне и Николаю, когда я не знаю, что с тем делать, что уже есть? Шкаф до отказа набит... Но говорить это было некому и незачем. И обидным казалось, что кто-то вторгся с недостойными опасениями и мыслями в их с Антоном Николаевичем светлые, бескорыстные отношения.

– Дальше-то как будет? – она вопросительно посмотрела на него, но он, видно, не понял, о чем ее глаза спрашивают.

– Электричка идет, – и поднялся со скамейки.

Она торопливо вскочила в заботе занять место. Обогнала Антона Николаевича, протиснулась между людьми – для него, чтобы ему не пришлось стоять, для себя бы она последней вошла. В вагоне суетливо уселась, поставила рядом с собой сумку, чтобы все видели – занято.

Электричка тронулась и повезла их в Москву, в неизвестность. Она опять смотрела в окно, но мало что видела, и он молчал. Так, не перемолвившись и словом, доехали.

Расстались в метро «Проспект Маркса». Он здесь выходил, а она шла на пересадку. Остановились посреди зала попрощаться. Со всех сторон их обтекали люди. Никто не обращал внимания на двух пожилых людей, чем-то своим озабоченных.

Анна Константиновна смотрела на Антона Николаевича с одной-единственной мыслью и опасением, готовя себя, если опасение не напрасно, принять удар мужественно и с пониманием: она ждала, что ради мира в своей семье он простится с ней сейчас и уйдет навсегда. Ему это так легко сделать!..