Килька в томатном соусе (СИ)

— Кошмар приснился.

— Про что?

— Я подросток, трахаю блондина в каком-то сарае, но в самый ответственный момент врывается мой отец и начинает меня убивать.

— О как.

Ни капли сочувствия в голосе. Скорее глубокие раздумья. О чем, интересно? Я заставил Даньку смотреть мне в лицо.

— Что значит твое: «о как»?

— Василич вчера говорил про твой первый раз, помнишь? — ответил он. — Вероятно, кошмар — отголосок этого разговора.

Василич говорил?! Колесики в моей голове закрутились с немыслимой силой… Забуксовали в болоте подростковых воспоминаний… И прорвались в тот день, когда я… Когда мы… Короче, в Тот Самый День.

— Лекс. Лекс! Вот черт, Лекс, очнись, ну же!

Я пришел в себя от нехилой пощечины, что отвесил мне Данька, и перестал тупо пялиться в пространство.

— Фух! Не пугай меня так больше!

Данька прижался ко мне всем телом и дотянулся до виска губами. Я немедленно отвлекся на его шею возле моих губ и на ноги, что обхватили мою талию. Одеяло сползло на постель, и я не замедлил прошвырнуться по его спине ладонями. И не только по спине, конечно.

— Лекс, — довольно заурчал мне в ухо Данька. — Уверен? Мне кажется, ты только что был серьезно не в себе.

— Я был не в себе двадцать лет, — поцеловал родинку под его ухом я и пустился во все тяжкие, с каждым движением вспоминая все больше: светлые волосы под моей рукой, прогнувшаяся спина, косые лучи солнца на гибком теле, ощущение правильности происходящего, глубокое неловкое проникновение, накатывающий оргазм и…

Все в моей голове смешалось в кучу: прошлое, настоящее и, кажется, даже будущее, которого лишил меня мой отец, проломив голову в том сарае. Я дернулся в сторону, уходя от удара, которого не было, упал спиной на постель, накрывая лицо руками, но Данька не позволил мне все испортить: пригвоздил мои руки к подушке над головой и уселся верхом:

— Лекс, ну же! Здесь только я, любимый.

— Данька, я не…

Он заткнул меня поцелуем так, как делал я, и поерзал на моих бедрах, отвлекая от идиотских мыслей о мести и ненависти. Я подчинился. К черту их! Потом разберусь. Данька перемену уловил и немедленно мною воспользовался.

— Ооох! — только и смог простонать я, когда он вернул мой член к жизни губами и сел на него до самого конца.

— На этот раз держи себя в руках.

— Я лучше буду держать себя в твоей заднице.

Данька рассмеялся и принялся меня насиловать, а я лежал под ним напряженным донельзя бревном и делал все, чтобы избавиться от тьмы, что пыталась накрыть меня с головой, едва я увлекался сексом слишком сильно, но я не сдавался и, в конце концов, почти ее победил. Хуй теперь моему отцу, а не обмороки!!!

— Лекссссс, — прошипел сквозь зубы Данька, ускоряя темп. — Ты со мной?

— Еще как с тобой!

Увидел, как он выгнулся от оргазма, стер каплю его спермы со своего живота, услышал облегченный стон и… потерял сознание. Вот же блядство!

…

Когда я очнулся, в комнате царил жуткий холод, и никого, кроме меня, не было. Даже Цезаря!

— Какого черта? — проворчал я, одеваясь и оглядываясь по сторонам.

Высоченные окна, старинные портьеры, потухший камин, золотые лилии на стенах и резные панели из дубового дерева. Ах, да! Серебряный Бор! Я же вчера наш фамильный особняк Василичу подарил. Это я, конечно, погорячился, но назад ходу…

— Леша, ты чего завис? О завтраке думаешь или обо мне? — ехидно спросил Василич, просовывая голову в дверь.

— Я, конечно, гей, но ты себе льстишь, древняя развалина, — хмыкнул я. Он немедленно перестал веселиться.

— Вспомнил?

— Да.

— Ясно. Что делать будешь?

— Убью отца, наверное, — задумчиво сказал я и похрустел пальцами.

Кулаки чесались до невозможности. Он сделал все, чтобы я на целых двадцать лет забыл о том, что такое полноценный секс и нормальный оргазм! Да за это его расчленить мало! Столько лет я терзал женские попки, а мне всего-то надо было перейти на парней! Но эту простую мысль из моей головы отец выбил самолично еще в детстве. Я ни разу, ни единого чертового раза за двадцать лет даже не подумал о парне в постели!!!

— Очень смешно. А если серьезно?

— Не знаю. Не думал об этом. Приведу себя в порядок, тогда и подумаю.

— Хорошая мысль, — одобрительно хмыкнул Василич. — Меня в помощники возьмешь? Точнее, в управдомы. Этот особняк — произведение искусства и нуждается в постоянном уходе.

— То есть владельцем его ты быть не желаешь? — с облегчением уточнил я. Этот дом был мне дорог.

— Мне он не по карману.

— Есть такое.

— Зато я по карману тебе. Приведу все здесь в порядок, отреставрирую, зимний сад к жизни верну. Тридцатки на зарплату мне вполне хватит.

— Идет, — кивнул я. Если он за такие деньги…

— Не считая расходов на содержание дома, конечно, — поспешил исправиться Василич, заметив мое повеселевшее лицо. — Полтинника для начала…

— Василич, имей совесть! — возмутился я.

— Ладно, ладно, ты ж теперь нищий. Напомню, когда снова богатым станешь.

Я кинул в него ботинком, но он пригнулся, и башмак улетел в коридор.

Клац, клац, клац… Хлюп…

— Цезарь! Фу! — ринулся спасать ботинок я.