Киллеръ для венценосной особы

Собрания «Благословенного союза» происходили на квартире Рогова по двум причинам. Во-первых, именно он был основателем этой организации, а во-вторых – ни в одном ресторане Санкт-Петербурга не кормили столь хорошо, как у него дома. По последней причине общество состояло исключительно из достойных людей, способных равно оценить и вкус блюд, и крепость напитков, и к тому же республиканских взглядов. Разговоры легко перескакивали со светских сплетен на французскую литературу, с гневных обличений крепостного права на пикантные анекдоты из жизни актрис и фрейлин. На первом собрании у Охлобыстина и мысли не возникло, что он вовлечен в предосудительное предприятие. Ну антиправительственное – так везде же правительство ругают! Ну тайное – а как еще его ругать? Явно, что ли? В самой тайности подобных собраний ему чудилось нечто верноподданническое; как будто члены общества стеснялись заявить свой протест открыто и, чтобы никого не обижать, высказывались приватно, в среде единомышленников.

Однако на втором собрании, когда общительный и добродушный Иннокентий Андреевич уже обвыкся, ознакомился и даже отчасти вжился в романтический образ карбонария-гастронома, деятельность борцов с существующим строем показалась ему с самой неприглядной стороны.

Это собрание было созвано в связи с неожиданным решением государя отправиться в Таганрог. Путешествие готовилось негласно, но одному из членов «Благословенного союза», майору Генерального штаба, довелось участвовать в разработке маршрута.

Запивая темным бордо превосходно изготовленную индейку с раковыми шейками, майор не торопясь докладывал:

– Государь отправляется с малой свитой и очень небольшим конвоем лейб-казаков. Список лиц, назначенных сопровождать государя, мною был тщательно изучен. Никого из членов нашего союза в нем нет. Вся гвардия остается в Петербурге, даже конно-гвардейский караул императрицы.

Воцарилось молчание.

– Но, господа, позвольте! – подал голос Измайловский подполковник, самый высокий по чину среди заговорщиков. Его прочили в диктаторы. – Получается, что мы на неопределенный срок лишаемся всякой возможности влияния на особу государя!

– Именно так, – подтвердил майор, – государь твердо намерен оставаться в Таганроге до полного излечения ее величества. Это может затянуться на месяцы или даже на годы.

Воцарилось тяжелое молчание. Не приходилось сомневаться в том, что для многих собравшихся наступил неприятный момент разделения гастрономической и политической составляющей деятельности союза, причем последняя представилась с самой хлопотной стороны. В этот критический момент среди темно-зеленых и белых мундиров ослепительно вспыхнул пестрый персидский халат Рогова. Игры окончились, наступило время действия.

Откашлявшись, Рогов начал говорить – поначалу слабым голосом, словно старенький пономарь, утомленный многочасовым чтением Псалтыри:

– Не мне объяснять вам, господа, что овладение особой государя является ключевым моментом всякой революции. До той поры, покуда мы имели такую возможность, мы могли медлить. Но теперь такого права у нас нет. Мы должны действовать. Действовать здесь и сейчас. Подполковник замахал руками:

– Полно вам, полно! Еще ничего не готово! Еще не написана конституция! Предпринимать что-либо сейчас, без четкого плана действий – это полнейшее безумие!

Рогов возразил с презрительной ухмылкой:

– Когда власть придет в ваши руки, господин диктатор, в вашем распоряжении окажется сорок тысяч чиновников. Они вам десяток конституций напишут, за одну ночь. Отменным стилем, не пропустив ни одной запятой. Самым красивым почерком.

Подполковник развел руками. Кажется, он не верил в способность сорока тысяч чиновников сочинить конституцию, но не решился возразить.

– Но между вами и властью есть одно препятствие, – продолжал Рогов ледяным тоном, – это государь император и его фамилия. Трое великих князей, великие княгини, их дети и, конечно, вдовствующая императрица.

– И что же вы предлагаете? – ехидно спросил подполковник.

– Убить.

Все собравшиеся выдохнули в едином звуке, так что даже поколебались огоньки свечей в канделябрах:

– Кого?

Рогов обвел собрание насмешливым взором и спокойно ответил:

– Всех.

Воцарилось молчание.

– План очень простой, господа. Убить императора не представляет никакого труда. Он часто прогуливается один, без всякого сопровождения, по Каменному острову. Я его видал там несколько раз и смею уверить: в сей момент жизнь его ни минуты не обеспечена. Один-два дня охоты, немного везения – и я застрелю его из духового ружья, как рябчика, не подвергая себя ни малейшей опасности быть открытым. На похороны, несомненно, соберется вся фамилия. Конный караул согласно протоколу будет назначен из состава нашей бригады. Десять героев. Две минуты работы палашами. Герои погибают, свершив великое дело. Я буду во главе этого священного отряда мучеников.

Собрание зашумело. Рогов продолжал, значительно возвысив голос: