Закончив разговор, он вернулся на кухню, сел и долго молчал, поставив локти на стол и уперев подбородок в сплетенные пальцы.
— Еще кофе, Константин Викентьевич?
— Что? — переспросил полковник, словно очнувшись. — Нет, не надо. Спасибо за информацию, Саша. Надеюсь, она поможет найти этих подонков. Но вы ведь понимаете, что они могут быть только орудием. Впрочем, это я уже говорил.
— Я не…
— Понятно, понятно… — отмахнулся он. — Вы не хотели. Допустим, я вам даже поверю. Хотя зачем допускать? Я вам просто верю, без всякого «допустим». Вы кажетесь мне искренним и правдивым человеком. А я редко ошибаюсь в людях. Но дело-то в другом… Вы сами, Саша… можете ли вы поручиться, что эта ваша убийственная сила не действует помимо вашего желания? Ведь когда Свиблов начал на вас давить, вам было неприятно? Ведь было?
— Было, — признала я.
— Ну вот…
Мы еще немного помолчали.
— Откровенно говоря, — вздохнул полковник, — вы настолько опасны для окружающих, что я сомневаюсь, удастся ли мне сейчас вернуться на работу живым. Но я ведь не давил на вас, правда? Не угрожал?
— Не давили. Не угрожали. Меня убьют?
Он усмехнулся:
— Очень правильный вопрос. Если б я был уверен, что дело только и именно в вас, то, конечно… Но такой уверенности у меня нет, вот в чем проблема. Более того. Возможно, случай со Свибловым показывает, что эта сила действует помимо вашей воли. Что она не связана конкретно с вашими осознанными желаниями. Тут ведь вот еще какой момент: когда вас не станет, эта сила может просто перекинуться куда-нибудь в другое место. Скажем, к кому-нибудь другому. Вас я, по крайней мере, знаю, а этого другого — нет. Вы, Саша, хотя и смертельно опасны, но представляете собой мой единственный контакт с этим… э-э… явлением. И не просто контакт, но контакт искренний, честный и совестливый. Спрашивается, какой мне смысл вас убивать? Логично?
— Логично, — кивнула я.
— Что ж, — грустно улыбнулся полковник, — если вы действительно так считаете, то мои шансы остаться в живых не так уж и малы. Подбросить вас до работы? Вы уже безнадежно опаздываете…
Черная «Волга» домчала меня до Мариинского проезда меньше чем за пятнадцать минут, так что мне даже не пришлось объясняться с Верой Палной по поводу опоздания.
— Димушки, конечно, нет?
Секретарша помотала головой.
— Вчера не позвонил, представляешь? Непохоже на него. Хорошо, что ты напомнила, — пойду, сама звякну.
Результат этого звонка я услышала уже от своего стола, когда здоровалась с Зиночкой. На крик Веры Палны сбежалась вся лаборатория. Секретарша стояла в своей каморке, прижав к груди телефонную трубку, и ревела в три ручья, размазывая по лицу слезы и сопли вперемежку с потекшей косметикой. Димушка погиб вчера утром по дороге в лабораторию: упал под поезд метро. Жена забеспокоилась вечером; из милиции позвонили только часов в девять, когда она уже начала обзванивать морги.
5
Остаток недели я провела дома: просто лежала на кровати лицом к стене и молчала. К телефону тоже не подходила — даже когда звонил Сатек. Знакомый мамин врач пришел выписать мне бюллетень, чтобы не было проблем на работе. Ему пришлось общаться с моей спиной — маме так и не удалось уговорить меня повернуться.
— Сашенька, это ведь невежливо, в конце концов…
Невежливо! Соображения вежливости и приличий казались мне бесконечно далекими, принадлежащими какому-то другому миру. Слова полковника о том, что я представляю опасность для окружающих, по-настоящему настигли меня лишь после известия о гибели Димушки. Крик Веры Палны словно пробил дыру в моем персональном озоновом слое, и теперь самые дикие страхи и фантазии беспрепятственно жгли мою беззащитную душу.
Неужели Константин Викентьевич прав и эти два ни в чем не повинных человека умерли из-за моей прихоти? Я вновь и вновь припоминала обстоятельства проклятого субботнего вечера, когда в последний раз видела этих людей живыми. Вновь и вновь перебирала в памяти свои тогдашние мысли и чувства — даже самые мелкие, самые незначительные. Ведь если вселившаяся в меня сила действует помимо высказанного желания, то Димушку и Сережу мог убить какой-нибудь второстепенный импульс, неосторожное слово, секундный перепад моего настроения.
И, конечно, сцены в поезде и на вокзале содержали в себе множество таких потенциально губительных мелочей. Пьяный Сережа с его дурацкими нападками был попросту неприятен, и я в тот момент, без сомнения, была готова на многое, лишь бы поскорее завершить общение с ним. Не исключено, что мне на ум пришло и какое-нибудь соответствующее случаю выражение, что-то типа «чтоб ты провалился!» или «черт бы тебя побрал!» или еще что-нибудь в этом духе.