Киллер с пропеллером на мотороллере

— Так вот… о чем это я? — снова заговорил полковник. — Ах, да. Вы тоже могли бы его понять, Саша. Он очень сильно переживал эти неудачи с Сосновкой. Очень. Видите ли, мы ведь не угрозыск. Нет привычки к подобным ужасам. Ни привычки, ни навыков. От этого всё…

Я поставила перед ним чашку и вазочку с маминым вареньем.

— Вот, вишневое.

— Спасибо… — Полковник задумчиво помешал в чашке ложечкой. — Да, от этого всё и идет — от чрезмерного рвения. Он ведь мне намекал, что намерен на вас надавить. Так он выразился, Саша, — «надавить». Я уже тогда ему сказал, что это опасно.

— Опасно? — переспросила я. — Опасно для кого?

Он поднял на меня глаза, и я тут же распознала в них знакомое выражение. Выражение панического страха, какое бывает в глазах ребенка, только-только очнувшегося от ночного кошмара. Так смотрел на меня дед в квартире на Партизана Кузькина, а потом — следователь Знаменский, а потом комиссар Миронов…

— Как это для кого… — тихо произнес мой гость. — Для него, конечно. За это вы его и убили.

Я онемела. Я ожидала чего угодно, только не этого. Руки мои затряслись, чашка с остатками кофе покатилась по столу. В голове вихрем проносились обрывочные мысли — от «он лжет!» и «этого не может быть!» до «почему этот кошмар происходит именно со мной?». Полковник, сидя напротив, грустно смотрел, как я буквально разваливаюсь на части, подобно какой-нибудь чертовой снегурочке над каким-нибудь чертовым костром.

— Я не… убивала… Сережу… — прохрипела я. — Клянусь вам… чем угодно…

Он грустно кивнул.

— Вчера он не вышел на работу, а сегодня на рассвете его нашли грибники. В лесу под Белоостровом с полиэтиленовым пакетом на голове. Избит так, что по лицу не опознать.

— Я не могла… так..

— Так избить? — продолжил за меня полковник — Конечно, нет. Да у вас и надобности такой нет. Вам достаточно только пожелать. За вас всё делают другие. Делают, даже не зная о вашем существовании. Как водитель того грузовика, который сбил капитана Знаменского. Как неизвестные пока хулиганы, убившие оперуполномоченного Свиблова.

Я встала со стула и несколько раз прошлась по кухне из конца в конец и обратно. Полковник молча пил кофе. Наконец мне удалось взять себя в руки.

— Константин Викентьевич… — начала я. — Вы можете мне не верить, но…

Полковника как подбросило:

— Вы знаете мое имя-отчество?! Откуда?!

— От Сережи. Он случайно обмолвился…

Я чуть было не добавила: «Не ругайте его за это…»

— Обмолвился?! Как он мог обмолвиться? У нас так не бывает! Вы что, заставили его? Час от часу не легче…

— Никто его не заставлял, Константин Викентьевич. Выслушайте меня, пожалуйста. В субботу поздно вечером я возвращалась с коллегой по работе из Репино, с дачи другого коллеги. В Белоострове в вагон вошел Сережа. Он был очень сильно пьян, с трудом стоял на ногах. Увидел меня, сел напротив и стал нести всякую чепуху. О том, что никакая я не ведьма, а обычная мошенница — что-то в этом роде. Тогда-то и обмолвился. А потом стал вытаскивать из сумки разные деликатесы — мол, давайте отпразднуем юбилей…

Полковник внимательно слушал.

— Юбилей?

— Так он назвал жертву маньяка из Сосновки. Типа, двадцать пятая, юбилейная. Наверно, потому и напился. Вы же сами сказали, что он принимал эту историю очень близко к сердцу. Я тоже видела, что он ужасно переживает. Ужасно. Настолько, что стал зачем-то заводиться с контролерами.

— С контролерами?

— Ну да. Где-то в районе Шувалово или Озерков в вагон вошли контролеры. По-моему, они тоже были пьяны, но не так сильно. Мы все там были на кочерге, но Сережа особенно.

— Вы сказали, что это происходило поздно вечером. А точнее?

— Около полуночи.

— Так, дальше.

— Мы с Димой…

— Фамилия Димы?

— Беровин. Мы показали билеты, а Сережа стал кричать ментам, чтобы проваливали…

— Ментам? Вы упоминали только контролеров.

— Два контролера и два милиционера. Один такой высокий, угловатый, с большим кадыком. Другой помладше, белобрысый. Когда Сережа завелся, они потребовали документы. Дима достал паспорт. У меня с собой ничего не было, но это как-то проскочило. По-моему, под конец их интересовал только Сережа. Он тоже достал свою красную книжечку…

— Дальше.

— Дальше мы приехали на вокзал, и этот, с кадыком, приказал нам с Димой выметаться. И мы вымелись. Константин Викентьевич, я готова поклясться вам чем угодно: у меня и в мыслях не было ему навредить. Наоборот, жалела. Он действительно очень сильно переживал…

— Подождите… — остановил меня полковник — Дайте подумать… Где тут у вас телефон?

Он прошел в коридор и набрал номер. Бимуля, лежавшая как раз под телефонной полочкой, обнюхала полковничьи туфли и приветственно шевельнула хвостом.

— Записывай, — сказал полковник в трубку. — Свиблова видели в субботу около полуночи в электричке. Сел в Белоострове, имел при себе продовольственный набор, был сильно пьян. По прибытии на Финляндский вокзал, пока еще находясь внутри вагона, вступил в конфликт с нарядом железнодорожной милиции. Дальнейшее свидетелям неизвестно. Установи мне состав бригады контролеров и милицейского наряда. Всех четверых задержать и допросить. Выполнять немедленно.