Киллер с пропеллером на мотороллере

На этот раз наше расставание мало походило на прошлое, минводовское. Тогда я даже не подошла к окну? Ого… Сейчас я цеплялась за своего Сатека почище мифологической Андромахи, провожающей мужа на поединок с записным душегубом Ахиллом. Тогда я не проронила ни слезинки? Ну-ну… Сейчас мои слезные железы могли поспорить по продуктивности с плаксивыми октябрьскими небесами. Тогда я говорила себе: «Забудь, выкинь его из головы, было и прошло»? Ай-я-яй… Сейчас я точно знала, что вся моя жизнь целиком сосредоточена в нем; если я и могла выкинуть его из головы, то только вместе с мозгом. Вот ведь какая перемена! Поразительно, если учесть, что прошло чуть больше года, вернее, тринадцать месяцев с хвостиком, пятьдесят семь недель, из которых мы провели вместе всего лишь одну. Вот и пойми после этого женскую душу…

Сатек уехал, оставив мне кольцо и ожидание февраля, когда он должен был вернуться. Он должен был вернуться, а я должна была сделать все, чтобы это действительно произошло. Я позвонила Новоявленскому прямо из аэропорта. Зачем откладывать то, что не терпит отлагательств?

— Ах, это вы, Александра Родионовна? — приветствовал меня полковник. — Едва проводили и уже звоните? Похвальная оперативность. Если я что и ценю в сотрудниках, так именно это качество.

— Константин Викентьевич, можно без подтрунивания? — попросила я. — Как-то это не по-джентльменски. У меня сейчас нет ни сил, ни настроения, чтобы вам отвечать.

— Ну-ну, Саша, перестаньте. Чтобы у вас да вдруг силы кончились? Не верю, как говаривал мой тезка Станиславский. Таких сильных людей, как вы, редко встретишь, даже среди сильного пола. Я имею в виду женщин. Чем я могу вам помочь?

— Расскажите мне про эту чертову аспирантуру.

— Про чертову аспирантуру… — повторил он с явным удовольствием. — Что именно вас интересует?

Этот проклятый Новоявленский держал на руках все козыри и в придачу полный комплект старших карт, в то время как я сидела против него с одними шестерками. Есть от чего получать удовольствие!

— Что меня интересует… Меня интересует примерно всё. Насколько реальна заявленная научная тема? Стоит ли она в рабочем плане профессора Михеевой? Каковы шансы на то, что Сатеку позволят получить эту аспирантуру? И если позволят, то когда?

— Ох, как много вопросов… — пожаловался полковник. — Сдается мне, что эта аспирантура действительно чертова…

— Константин Викентьевич, прошу вас.

— Понимаю, понимаю: без подтрунивания, — спохватился он. — Одно непонятно: почему вы решили, что я стану отвечать на все эти вопросы? Насколько мне известно, мы с вами не связаны никакими отношениями. Да, были кое-какие контакты, но они завершены к нашему взаимному удовлетворению. Или вы полагаете, что я вам все еще должен?

— Нет, не полагаю.

— Ну вот. Тогда в чем же дело?

Мы помолчали. Сукин сын просто-напросто держал меня за горло и откровенно наслаждался моментом полного превосходства.

— Константин Викентьевич, — сказала я. — В отличие от меня вы не нуждаетесь в ответе на свой вопрос. Давайте сделаем так. Когда вам надоест расхаживать передо мной, гордо распушив хвост, позвоните. И я охотно выслушаю ваше конкретное предложение. Баш на баш. А пока будьте здоровы.

И я повесила трубку. Всему есть предел. Нельзя позволять никому унижать тебя подобным образом — даже если речь идет о полковнике КГБ, от которого зависит в этот момент примерно всё твое будущее.

Он не перезвонил — ни в тот день, ни назавтра, ни через неделю. Но я понимала, что рано или поздно понадоблюсь. Уж если я собралась продавать душу дьяволу, важно было начать переговоры в роли партнера, а не просителя. Баш на баш — не иначе. Ты мне — мою жизнь; я тебе — чужие смерти. Вот так, просто и страшно.

Заново Новоявленский проявился только в ноябре, когда я уже начала беспокоиться всерьез. К тому времени мой любимый успел оформить и прислать справку о своем холостом статусе, и я понесла ее к сердобольной тетеньке в шиньоне. Сатек долго уговаривал меня приложить к документу несколько радужных бумажек, и я наконец согласилась. Вложила четыре двадцатипятирублевки в конверт, но не смогла вынуть его из сумки. Вот ведь какая странность: можно, оказывается, быть хладнокровным убийцей, но стесняться дать взятку. А может, и не странность: наверно, я отношусь к типу людей, которым легче воткнуть в человека нож, чем плюнуть ему в лицо.

— Вот справка, приобщите, пожалуйста, — сказала я. — Как видно, он и в самом деле неженат.

Тетенька округлила красиво намазанные глаза:

— Еще ни о чем не говорит, девочка. У них там такие справки рисуют — ай да люли… Осторожней, мой тебе совет. Хотя чехи вроде как наши, славяне. Вот когда чучмек какой-нибудь из Конго — это действительно атас…

— Нет, мой не из Конго… — Я помялась, тиская сумочку обеими руками. — Ладно, я пошла. Спасибо вам огромное.

Чиновница смерила меня сочувственным взглядом и вдруг вздохнула:

— Ну, что ты мнешься, глупая? Давай уже… что там у тебя в сумке?