Киллер с пропеллером на мотороллере

Это были первые слова, произнесенные им за всю поездку.

— Вот видишь, — оптимистически подхватил Саша. — Реет — это отдых. Отдохнем и дальше поедем. Вот только при чем тут митинг? Не, ну чурки, одно слово — чурки…

Подъездная аллея закончилась просторной площадкой, обрамленной высокими, ровно подстриженными кустами. Автомобиль обогнул расположенный посередке пруд с фонтаном и остановился у входа в красивое трехэтажное здание с двумя флигелями по обе его стороны. Мы вышли. Йозеф не стал глушить мотор — за рулем его сменил немедленно подскочивший ливрейный молодец.

Швейцар в цилиндре отворил дверь, и девятый вал оглушительно тяжелого рока тут же накатил на мои бедные уши. О где ты, где ты, Степаненко? Отрежь их поскорее, а то ведь можно помереть от этого грохота…

Йозеф знаком пригласил нас следовать за ним. Мы спустились на лифте и, пройдя небольшим коридором, очутились в комнате с крашеными стенами и простой канцелярской мебелью: столом, стульями, диванчиком… На столе, к моей радости, стоял телефон. Значит, Новоявленский сможет позвонить сюда, после того как убедится, что с Сатеком все в порядке. Если, конечно, ему удастся уговорить Биляка. В этом случае полковнику даже не понадобится пересекать границу: я уничтожу его врага на расстоянии. Внезапный инфаркт будет очень кстати… Главное — знать, что мой любимый в безопасности.

Я напрягла свои знания в английском:

— Йозеф, могу я воспользоваться этим телефоном для связи с моим боссом? Он просил позвонить ему, когда я прибуду на место.

Шофер изумленно поднял брови: по-моему, он удивился бы меньше при виде внезапно заговорившей лошади.

— У госпожи есть его номер?

— Нет, — призналась я. — Но ваш босс наверняка знает, как это сделать.

Йозеф подумал и кивнул:

— Я постараюсь узнать. Выпьете пока чаю? Кофе?

— Чай, спасибо…

Он вышел и вернулся минут десять спустя с чайником, стаканами и пирожными на подносе.

— Так что с телефоном, Йозеф?

— После чая, — улыбнувшись, ответил он.

Что ж, после, так после… Пирожные выглядели восхитительно. Я бросила чайный пакетик в стакан, налила кипяток — не слишком, впрочем, горячий и отхлебнула. Саша подошел поближе. Он и Йозеф смотрели на меня во все глаза.

— Что случилось, Саша? Налить тебе тоже?

Я сделала второй глоток и вдруг поняла, что ноги меня не держат. Кто-то — видимо, Саша, — поддержал меня сзади. Расплывшееся в улыбке лицо шофера вдруг расплылось еще больше и отделилось от туловища. «Это ж прямо чеширский кот какой-то, а не Йозеф», — успела подумать я и потеряла сознание.

Потом до моего слуха донесся мелодичный звон — что-то очень домашнее и успокаивающее. Сильно болела голова — так, что казалось опасным открывать глаза: а вдруг туда пролезет еще худшая боль… Наверно, это мама помешивает ложечкой в стакане. Сейчас скажет: «Сашенька, выпей чаю с малиной… Это помогает…» Оптальгинчика бы, мамуля, оптальгинчика! Черт, в последний раз голова болела так после «ерша», налитого мне… как ее?.. — Анжеликой?.. нет, Сильвией!.. — налитого мне Сильвией у пивного ларька возле площади Тургенева… или Некрасова?.. черт, ни фига не помню… Но уж точно не Салтыкова-Щедрина — двойную фамилию я бы не забыла.

Я осторожно приоткрыла левый глаз, но почему-то увидела не край своей кровати и не полу маминого халата, а зеленую крашеную стену. Что за ерунда? Где это я? Ладно, придется открыть оба глаза и, возможно, даже повернуть голову… Укрытая своей… то есть не своей, а казенной гэбэшной дубленкой, я лежала на узеньком диванчике — из тех, какие ставят в коридорах присутственных мест. А в пяти метрах от меня сидел за конторским столом мордастый крепыш и мирно помешивал ложечкой в стакане.

— Ну чё, тезка, очухалась? — весело спросил он, стрельнув в мою сторону рысьими глазами.

Тут-то я всё и вспомнила — по этим рысьим глазам. Интересно, надолго ли они меня отключили? Сжав зубы, я попробовала сесть — это удалось только со второй попытки.

— Эк тебя колбасит! — восхитился Саша. — Хорош был чаек, правда? Надо бы когда-нибудь и мне попробовать. Вообще-то, после него обычно не просыпаются, но с тобой еще босс чего-то перетереть хочет. Ты уж извини, он у нас любопытный. Но не расстраивайся — это быстро. На пару вопросиков ответишь, а потом можешь спать сколько угодно. Я тебя сам уложу, обещаю.

Он говорил с той же жизнерадостной интонацией, с какой еще недавно предлагал мне выпить в салоне лимузина. Только на этот раз я не стала ничего отвечать. Зачем? С шестерками не разговаривают — их сбрасывают в «бито» и переходят к тузам. Я тебя сама уложу, обещаю. Но не сейчас. Сейчас есть дела поважнее. Так и не дождавшись моей реакции, Саша снял трубку телефона.

— Алло. Да. То есть йя. Ну, в общем, зови босса. Босса, чурка, босса!

Ну вот, кажется, начинается. Я села поудобнее и поправила волосы. Боль понемногу отступала, подавленная серьезностью момента. В коридоре послышались шаги. Дверь открылась, и вошел Биляк.

— Доброе утро, пани Саша. Или вы хотите, чтобы я называл вас пани Краусова, по паспорту?